Что осталось от меня — твое

Воспоминания о Рине хранятся в глубине моего сердца, они преследуют меня по ночам и ни на миг не отступают в течение дня. Я сильно изменился после ее смерти, я сломлен и раздавлен. Никогда больше я не услышу голоса Рины, зовущего меня из другой комнаты, никогда не почувствую прикосновения ее губ к моей щеке. Никогда не увижу, как вечером она укладывает Сумико спать или учит рисовать — точь-в-точь как моя жена когда-то учила саму Рину. Я больше не могу гулять по пляжу возле нашего дома в Симоде, потому что каждую минуту жду, что послышится шорох ее шагов и Рина побежит ко мне по песку. Моя дочь никогда не станет старше. Не увидит, как ее дочь окончит школу, не отпразднует день ее совершеннолетия. Рины не будет на свадьбе Сумико, и меня, скорее всего, тоже.

Моя жена умерла от рака, когда Рине было пятнадцать. Она остро переживала потерю и знала, что такое расти без матери. Рина никогда не хотела бы такой участи для Сумико. Она мечтала быть рядом с дочерью и пережить вместе с ней самые важные моменты ее жизни. Она хотела, чтобы Сумико чувствовала, как сильно ее любят. И еще много вещей, которые я даже выразить не могу.

Надеюсь, Рина тоже знала, как сильно ее любят Мы так долго жили с ней вдвоем — только я и она.

Я изо всех сил старался воспитывать и направлять ее. И пытался быть ей и отцом, и матерью. И вот теперь история повторяется: я снова должен стать и тем и другим для Сумико. Если сумею.

И, конечно, невозможно отрицать того факта, что я тоже виноват. Виноват в том, что устроил брак Рины. Никогда не прощу себе, что позволил Сато и Накамуре войти в нашу жизнь. Я должен был защитить ее. Должен был спасти мою дочь.

Невероятно, но бывают моменты, когда я ощущаю себя счастливым. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, слушая забавную болтовню Сумико, и получаю удовольствие от простых вещей: забота о внучке, хорошая трапеза. И этого я тоже не могу простить себе. Простить, что я жив, а Рина мертва и что она умерла из-за меня. Хочу надеяться, что ее дух присутствует в нашем доме и что Рина прощает меня. Я постараюсь вырастить ее дочь и дать ей все, что в моих силах.

Я знаю, Рина ни за что не простила бы человека, который отнял у нее жизнь, мужчину, который не любил ее настолько, чтобы отпустить. Этот мужчина перед вами — он заманил Рину в ловушку, постоянно лгал ей и в конце концов хладнокровно убил. Он знал, что делает. Он разрушал наши жизни. Я заклинаю и умоляю вас ради чести моей дочери и ради моей веры в правосудие — а я верю в силу нашего правосудия — вынести Каитаро Накамуре единственно возможный приговор: смертную казнь.

Я в полном одиночестве сидела за столом в кабинете дедушки, так же, как некогда сидел здесь он. Разница заключалась лишь в том, что чернила, которыми были написаны эти строки, давно высохли, а в руках я держала фотокопию заявления, которую мой педантичный дед подшил к делу о смерти дочери. Я плакала. Я снова потеряла маму, а отчаяние дедушки превратилось в мое собственное, словно оно таилось тут все эти годы, ожидая, когда я повстречаюсь с ним. Но у меня ничего не осталось. Только тающие образы тех, кого я любила. Я старалась удержать их в памяти, но не могла. Они изменились. Все изменилось.

Я думала о дедушке, который сейчас наслаждается отдыхом на горячих источниках, в покое и уюте, зная, что обеспечил мое будущее. Все, что дед планировал, осуществилось, отныне меня ждали ясный путь и безмятежная жизнь. Я думала о человеке, который рассказывал мне о правосудии и справедливости, держал на коленях, читал книги, учил хорошим и добрым вещам. Но теперь передо мной предстал иной Ёси Сарашима. Горе моего дедушки было таким же бездонным, как и мое собственное. И все же я не могла понять чувства вины, которое горе породило в нем.

Я сидела над бумагами деда, перечитывала предложение за предложением и задавалась вопросом: что скрывается за этими словами? Он познакомился с Каитаро, когда тот жил с моей мамой и любил ее. Дедушка смотрел на него глазами своей дочери, был посвящен в их планы, представлял, пусть и в общих чертах, как они собираются жить — втроем, вместе со мной. После развода моих родителей дедушка принял Каитаро в семью. И чем внимательнее вглядывалась я в заявление Ёси, тем сильнее беспокоило меня это странное сближение между дедом и избранником мамы, превратившееся затем в столь дикую ненависть. И тем отчетливее звучал в голове вопрос: что за демон терзает душу Еси Са-рашимы? Возможно, более жестокий, чем горе.