Что осталось после нее

5 марта 1930 года. Пациентка предприняла попытку сбежать из больницы. Ее одолевают параноидальные мысли, она продолжает утверждать, что ее якобы поместили в больницу по ошибке. Во время беседы держалась враждебно. Чтобы ослабить проявления паранойи, предписано шестидневное пребывание в одиночной палате.

31 мая 1930 года. Пациентка по-прежнему страдает от галлюцинаций и бреда. Как и предупреждал в письме ее отец, Генри Картрайт, она утверждает, что влюблена в мужчину по имени Бруно. Отец уверил меня, что такого человека не существует. Все попытки заставить пациентку признать реальное положение дел оказались безуспешными.

1 июня 1930 года. Работая на кухне, пациентка вела себя беспокойно. Она потеряла сознание и, очнувшись, пожаловалась на сильную боль в животе. Полученная травма головы не представляет угрозы для жизни. Спустя несколько часов пациентка родила здорового младенца (но с весом ниже нормы), девочку. Отец неизвестен.

Сердце глухо, как булыжник, упало в груди. Она не верила своим глазам. Так у Клары и Бруно родилась дочь! А отец Клары сказал врачу, что Бруно — бред сумасшедшей! Как мог родной отец отправить дочь в психушку за то, что она влюбилась в того, кто пришелся ему не по нраву? Мысли стали разбегаться. Что же случилось с новорожденной девочкой? Была ли она здорова, выжила ли она? Разве в Уилларде были дети? Она представила две таблички на кладбище: мать и дочь, которым было не суждено испытать счастья на земле, навсегда остались рядом в вечности. Глаза наполнились слезами. Что еще могло с ними случиться? Она пыталась придумать, но ничего не приходило в голову.

Иззи торопливо перелистывала страницы. Вдруг в медицинской карте найдется что-нибудь, проливающее свет на случившееся? Но там говорилось только о бреде, паранойе и галлюцинациях. Постепенно записи становились все более сухими и отстраненными, в них говорилось о физическом состоянии Клары, о том, как она общается с другими пациентами. Разные люди разными почерками делали записи с рецептами, медицинскими терминами, начальными буквами, обозначавшими дозировку. Иззи пролистала до последней страницы, ожидая увидеть посмертный эпикриз или свидетельство о смерти. Но она его так и не нашла.

Знал ли Бруно, где находилась Клара все эти годы и что она родила дочь? Может, он забыл о ней и жил себе припеваючи? Иззи вспомнила конверты в чемодане Клары, десятки писем, которые она так и не отправила Бруно. Она закрыла папку и достала фотографию Клары.

«Я обязательно узнаю, что случилось с твоей дочерью, — подумала Иззи. — И если она каким-то чудом осталась жива, я отдам ей твой дневник и фотографии. Я расскажу ей, как сильно ты ее любила. Ей нечего бояться. Она узнает о тебе правду».

ГЛАВА 12 КЛАРА

Больница в Чапин-Холле, сентябрь 1930 года

Листья на деревьях за окном больницы уже пожелтели. Солнечные лучи отражались от поверхности озера Сенека, словно тысячи разбитых зеркал. Клара подсчитала, что пролежала в больничной палате почти четыре месяца, наблюдая за тем, как серые майские дожди сменились летними днями, пропитанными солнечным зноем. Из-за небывало жаркого августа широкие газоны Уилларда побурели. Ей трижды в день приносили еду и дважды в день выносили горшок. Раз в неделю она ходила с санитаркой в ванную, чтобы помыться. В остальном она жила, как в тюрьме. Правда, здесь было лучше, чем в палате.

Клара сидела на металлическом стуле с мягким сиденьем, который стоял в прямоугольнике солнечного света, пробивавшегося через грязное окно, и думала о том, как долго ее здесь держат. По ее расчетам, уже прошла первая неделя сентября и наступила вторая. Батарея — холодная металлическая колода под кирпичным подоконником — как обычно, не издавала ни звука. Медсестры говорили, что включать отопление еще рано, сезон не начался, однако комната с высоким потолком промерзала за ночь и не прогревалась днем. Клара ложилась спать в носках и свитере.