Что посмеешь, то и пожнёшь

Ему помстилось, что этот ходовой парень, как любит подавать себя Здоровцев, наверняка видел его похоронки, и Глеба повело перепрятать к себе поближе.

В котельной Глеб пихнул бутылку из-под полы за тумбочку в уголок, чтоб никто не уволок. Потом трудно взобрался по шатким, гремящим мосточкам на самую верхотуру, развалил усталую, громоздкую тушу по тёплому железному листу площадки у самой головы котла.

И приснился Глебу сон…

3

Макушка лета.

Нигде ни облачка. Чистое, будто к празднику вымытое и подсиненное небо.

Маленький Глебка, босой, в одних подвёрнутых до колен полотняных штанишках, перешитых из старой отцовой рубахи, стоит посреди своего огорода и счастливо таращится по сторонам.

Вокруг, насколько брал цепкий глаз, крутыми полосатыми горушками подымались не пудовые ли арбузищи.

Сколько помнил себя Глебка, столько и знал арбуз. И познакомился Глебка с арбузом не за столом, а на огороде.

Какой огурец, какая морковка могли сравниться с арбузом!

И потому весь жар детской души отдавался единственно ему. Чистишь ли сарай, курятник – в отдельные кучки навоз под арбузы.

Сажают отец с матерью прочую огородину – Глебке без разницы. А как дошло до арбузов – дай да дай! Я! Я!! Я!!!

Норовил всё сам воткнуть ещё слабо гнущимися пальчонками в лунку и своё семечко острым вниз.

И потом каждое утро летел проведать, не вынесли ли ростки из земли семенную одёжку.

Прорывка, прополка, поливка арбузов – всё это оставалось у нас за детьми, было их привилегией. А за остальной огородиной уход несли взрослые.

И когда начинали спеть арбузы, это была самая сладкая и мучительная пора. Только пролупил глазёшки – бегом от арбуза к арбузу. Какой поспел? Какой можно сорвать?

Обскачешь весь огород, все перехлопаешь и беда, коль ни одного, по твоим приметам, спелого.

Однажды – то невезучее утро Глеб запомнил навсегда – не было ни одного спелого.

Как выспелить?

Иначе мама не сорвёт.

Наше дело показать на спелый. А родители уже сами рвали. Боялись, что мы плети пораним.

Под великанистый, звонкий, как гитара, арбуз Глебка незаметно в луночку подложил – голь на выдумку мудра! – старый фуфаечный рукав. Звону, кажется, поубавилось.

Привёл маму.

– Постучите… Спелыш! Совсем оглох!

Настукивать она не стала.

– Раз считаешь, – сказала, – спелый, аккуратненько рви да режь.

Арбуз оказался белей молока и не вкусней мочалки.

Это был урок самому себе.

Больше Глебка не ловчил. Зелёный, он и есть зелёный. Не хватит ему выспеть той секунды, пока срываешь.

В другой раз мама тоже не стала рвать, а только вслух подумала:

– К вечеру, может, дойдёт. Тогда и сорвём.

Глебка не пошёл в детский сад. Весь день простоял у того арбуза. Караулил, как бы он куда не спрятался да как бы кто его не унёс. Но под вечер – сторож вышел из Глебки аховый – усталый Глебка уснул меж плетей, прижав к щеке тёплый живой арбуз…

Вдруг упруго подпрыгнул ближний тяжёлый арбуз, весело махнул Глебке листом лопуховым, которым арбуз обмахивался. Жарко!

– А ну, – повелел арбуз, – отгадай мою загадку.

И, указывая на себя листом, стал загадывать:

– Кафтан по мне зелёный
И сердце, как кумач.
На вкус, как сахар, сладок,
На вид похож на мяч.

Не успел поражённый Глебка открыть рот, как подкатился другой арбуз. Отдышался и попросил:

– И мою… Моя куртка зелена, рубаха бела, штаны красны, галстук чёрен.

– Отгадай и мою… – Голос у третьего был тихий, далёкий. – Я не могу прибежать. Я на привязи… Зелёный телёночек привязан верёвочкой, лежит на боку и толстеет… Скучно мне всё время лежать на одном месте. Проведай меня!

– И меня…

– И меня…

– И меня… – неслось жалобное со всех сторон.

Плотнели сумерки.

Глебка пошёл от арбуза к арбузу.

Перед каждым арбузом Глебка становился на колени и тихонько гладил на сон.

Так Глебка исходил весь вечерний огород и выбрался на стёжку.

Стёжка вприпрыжку бежала по бугоркам к дому.

Уже с порога мальчик заслышал глухой ропот.

Шёл ропот от овощной лавки, стояла за три барака.

Глеб метнулся на голоса.

У лавки толклась толпа и гудела, как кипящий улей.

– Дорогие граждане und[246] гражданки! Ну чего меня утюжить!? Да об чём ваш шум? – стоя к людям спиной и закрывая лавку на пудовалый висячий замок, лениво спрашивала продавщица. – Об чём вскудахтались? Что, Баб-эль-Мандебский проливишко заиграли? Так нет… Русским языком повторяю. Рабочий день у меня скончался. Арбузов завались. Тащи хотько мешками! Только завтра!

Глеб и дай голос:

– Кому сейчас нужны – за мной! Безо всякой платы!

– Задарма не возьмём, – отвечают ему. – А что сто́ит отдадим.

Пятна арбузов были хорошо видимы.

А тут вышла ещё луна.

На всё кругом легла такая ясность как днём.

И все ахнули, увидев, что за дива растут у Глеба на огороде.

– Огуречные гранаты! Откуда?

– А откуда квадратные арбузы?

Глеб не спеша, гордовато развалил квадратный арбуз.

– Сахар! Переливается звёздочками, искрится. Угощайтесь.

По аккуратному ломтю протягивает каждому.