Что с нами происходит?: Записки современников

Очень удачной наглядной картиной жизни деревенской естественной общности является, на наш взгляд, книга В. И. Белова «Лад» (в данном случае мы выносим за скобки дискуссию о том, насколько эта картина соответствует реальностям русской предреволюционной деревни — это другой вопрос). Что же касается Маркса, его занимали не просто наглядные образы, — он разработал систему философско-экономических определений данного феномена, в которых давно пора разобраться.

Общеизвестно положение Маркса о том, что в конечном счете все общественные отношения (Gesellschaft) сводятся к отношениям производственным. (Иное дело с отношениями типа «природной общности».)

В руках наших обществоведов это положение Маркса превратилось в «методологический» штамп, согласно которому из трудовых отношений следует не только теоретически выводить, но и практически подчинять производственным интересам все человеческие проявления — может быть, даже любовь… И действительно, в буржуазном индустриальном обществе даже любовь обретает производственно-экономические основания: браки там давно заключаются не на небесах, а в нотариальных конторах, где оформляются договоры (контракты), аналогичные трудовым соглашениям профсоюзов с предпринимателями. Маркс в своем определении буржуазных общественных отношений просто констатировал реальное положение вещей. Он убедительно показал, что буквально все юридические отношения «обособленных индивидов» в гражданском обществе в конечном счете так или иначе сводятся к отношениям производственным и имущественным. Это важнейшие, главные отношения того общества, где производство и накопление становятся самоцелью, где не производство для человека, а человек для производства.

Однако даже в рамках капитализма продолжают жить не только частичные люди, ощущающие себя производственной функцией, — винтики индустриальной машины. Сельский труженик, если его не превратили в поденщика, если он остается еще крестьянином, тяготеет к таким человеческим отношениям, которые не являются юридическими производными капиталистических форм организации наемного труда.

В своей деревне крестьянин не может действовать как «обособленный индивид», как суверенное юридическое лицо, заключившее здесь трудовой договор, но глубоко безразличное к местным обычаям, — таковым на селе становится пришлый поденщик или назначенный сверху начальник; крестьянин же выступает не только в качестве «производителя», но как представитель природно сложившейся здесь нравственной целостности — местного рода, семьи или общины.

Маркс констатировал, что в городской промышленности, основанной на найме формально свободных работников, не связанных между собой никакими узами, кроме служебных обязанностей, типичной стала «абстрактность коллектива, у членов которого нет ничего общего, кроме разве языка и т. п.» (Т. 46. Ч. 1. С. 479. Курсив мой. — Ю. Б.). В аграрном производстве, имеющем дело с живой природой, такой «абстрактный коллектив» оказывается, по меньшей мере, нерентабельным, если не вредным. Поэтому, говоря о земледелии, Маркс подчеркивал, что здесь — «первоначальные условия производства выступают как природные предпосылки, как природные условия существования производителя… Производитель существует как член семьи, племени, рода и т. д.» (Там же. С. 478.).

Сегодня это положение Маркса следовало бы учитывать при решении вопроса о том, за какими именно коллективами целесообразно закреплять на длительный срок землю и технику. Практика последних десятилетий убедительно доказала, что в сельском хозяйстве не эффективны искусственно созданные трудовые подразделения, составленные посредством найма из разного рода обособленных лиц — единиц абстрактной рабочей силы. В отличие от городской индустрии, на селе — «природная общность выступает не как результат, а как предпосылка совместного присвоения (временного) и использования земли» (Т. 46. Ч. 1. С. 462).