Что сделает безумный скульптор из неживого камня?

Андрей продолжал молчать. Плотно сжав губы, он внутренне посмеивался над обоими спорщиками. «Как бы вы посмотрели, господа, скажи я вам, что и со мной в ответ кто-то начал играть всерьёз, а доказательство моей правоты стоит этажом выше в мастерской».

В ближайшую ночь ему снился гигантский столб пара. Он мог разглядеть его до отдельных капель воды. Капли стремились куда-то вверх, иногда немного в сторону, периодически дёргались, как на ветру, беспорядочно опускались ниже, а затем снова подхватывались общим движением. Приглядевшись ещё внимательней, он различил, что каждая капля была человеческой жизнью. Дух захватило от бесконечности. Сотни тысяч миллиардов капель, и числа им нет, и не видно ни конца, ни края этому столбу. Среди них — вот она, его жизнь, совершенно неотличимая от других и такая маленькая. Никакие действия не могли изменить её ни на йоту — она всегда оставалась такой же, не лучше и не хуже остальных, ведь все крошечные капли были абсолютно одинаковы. Теперь он заглянул внутрь — там выстроились его знакомые. Все, как один, маршируют в темноте, и он среди них также чеканит этот монотонный механический ритм, не делая ни малейшей попытки нарушить строй. Внезапно чернота вокруг стала отдаляться и сузилась до размеров зрачка — зрачка его злополучной статуи. Теперь она стояла перед ним так, будто изготовилась для прыжка. Вокруг — лишь тёмное пространство, дрожащее подобно ветвям под шквальным ветром, а в нём зависли мельчайшие световые пятна, как цветные нитки, застрявшие в клубке более тёмной пряжи. Позади раздавались низкие, грохочущие звуки. Мраморная женщина завела руки за спину, оттолкнулась стопой от пьедестала и одним страшным прыжком добралась до Андрея. Его пробрало сильнейшей дрожью. Что-то растворялось в нём и растворяло его, билось изнутри, пытаясь перекроить всё его существо.

Глава 3. Закулисье

Поутру статуя переменилась в лице. Через заострённые птичьи черты проступало выражение, которое Андрей замечал у своей давней знакомой и запомнил на многие годы. А ведь перед тем, как он её встретил, южанка с лентами в волосах навестила его в очередной раз.

Это произошло, когда он учился в Керавийской академии искусств. Готовилась крупная выставка молодых художников и скульпторов под названием «Будущее». Студентам академии она представлялась желанным способом заявить о себе. В последние несколько лет залы «Будущего» сделались популярны среди видных коллекционеров предметов искусства и некоторых служащих градостроительной палаты, занятых поиском новых талантов для украшения керавийских зданий, площадей и парков. Выставить там свою работу значило почти наверняка обеспечить себя именем и заказами на приличный срок.

Суетливому господину, отвечавшему на этой выставке, похоже, за всё, включая отбор работ, бросилось в глаза сходство скульптур Андрея Стрелы и Евгения Вервина. Такое случается временами, ни один не пытался копировать другого, и все это прекрасно понимали. Все, кроме Евгения. Мимолётная усмешка заставила каждого оглянуться на работу соперника.

Надо же было ему, Андрею, выставить именно ту женскую фигуру, которую он выполнил когда-то с Виктории Оцеано! Её вытянутое южное лицо с округлыми веками, узкий нос с горбинкой, кудрявые волосы, как ни крути, задавали ритм складкам и линиям скульптуры, да и само лицо до того характерно, что только дурак мог не обратить внимание на вторую статую, выполненную с неё же. Глубины Крэчич, она даже позировала им в одной и той же одежде!

Чуть более выигрышная постановка рук, чуть больше силы в выражении лица, немного более динамично легли складки развевающихся одежд, — и Жениной Оцеано со звоноком3 предпочли Оцеано Андрееву. И всё же порадоваться удаче не получалось, а виной тому — Женина красная рожа. Все вулканы Крэчич готовы были извергнуться из его перекошенного рта. Любой другой на месте Андрея позлорадствовал бы, сочтя, что жизнь иногда позволяет отыграться, но Стреле мешало нехорошее предчувствие, как оказалось, совершенно правильное.

На следуюший день Андрей получил записку, в которой с кучей извинений сообщалось, что, — увы и трицать раз ах, — ночью кто-то пробрался в здание, где проходила выставка, и успел испортить его, Андрея, скульптуру, прежде чем сторож услышал какие-либо звуки. Если ему угодно, он может увидеть, что сделали с его работой. Стрела понёсся по безлюдным переулкам, пересёк парк Децизий от западных ворот до восточных, и, ощущая, как злость всё сильнее пульсирует в висках, добежал до Выставского квартала.

В кирпичных просторах «Будущего» Андрею больше всего мечталось разнести стены. Вдребезги разбитое окно, — через него убегал этот поганец, — лицо статуи разбито в гипсовую крошку, рука валяется на полу, бессмысленно обратив пальцы к люстре, через всю фигуру огненно-рыжей краской: «фальшивка». За спиной нерадивый сторож робко бубнит оправдания. На резкое «кто это был?» пожимают плечами. Да и пусть пожимают, ему и так ясно, кто это мог быть. Разумеется, все уже забыли про студента с похожей работой, которую не взяли.