Что сделает безумный скульптор из неживого камня?

Для того, чтобы развеяться после подобного чтива, не могло быть ничего лучше, чем «Путь из Миневии в Керавию и обратно» — неимоверно живой рассказ о шатаниях молодого бездельника с воровскими наклонностями в конце восьмого столетия. Андрей провёл не один вечер, развалившись на кровати с флягой дешёвого вина в одной руке, и «Путём» — в другой. Ему доставляло настоящее удовольствие погружаться в жизнь тех городов и деревень со всеми их мелкими происшествиями — кражами, обманом, жульничеством, интригами местного пошиба, мелочной местью, пьянством, зависимостями всех видов, развратом, извращениями, привычной насмешкой над всем и вся, доходившей до надругательства, — хоть над моралью, хоть над религией, хоть над захоронениями или законом. От начала и до конца всё было написано с очаровательной иронией, ни единого намёка на осуждение. Автор точно не замечал, насколько разложены морально его персонажи, поскольку сам родился в одном из тех времён, когда жизнь снимает маску благопристойности. В запирающемся шкафу Матвей оставил «Криминалистику» Талля, «Врождённые уродства» Цаплина, «Вскрытие тела при насильственной смерти» Отеренина и другие «настольные» книги.

Они уже подходили к моргу. Матвей поторапливал обоих на входе. Плащи скидывать не стали — в морге царил холод, ощутимый с самого порога, — сразу пошли в прозекторскую, оставляя на полу мокрые следы. Из-за двери прозекторской тянуло рябой жижей, которую здесь использовали для сохранения мёртвых тканей. Андрей вспомнилось, каким тяжёлым и едким поначалу казался этот запах. Неясно, в чём тут было дело, но, так или иначе, отвращение перед запахом рябой жижи полностью оставило Андрея. Он ощущал её в воздухе, но не испытывал желания отшатнуться или хотя бы прикрыть нос рукой.

Внутри царил строгий минимализм. На кафель ложились отблески цвета болотной тины, в противоположной от входа стене вырезан пустой квадрат окна, а за ним — чернота, лишь немного разбавленная светом фонаря, который и разбрасывал эти отблески сквозь мутно-зелёное стекло. По обе стороны от них располагались металлические столы на колёсах. Андрей направился к правому, на котором лежало тело старухи со снятым скальпом, но Матвей жестами подозвал его к левому столу.

Стрела подошёл ближе и стал разглядывать лицо трупа со спокойным интересом. Необычным было уже то, что умершей, — а это была молодая девушка, на вид лет двадцати, — умершей не успели закрыть глаза, и теперь в потолок всматривались два мутных зрачка, окружённые с коричневыми пятнами. У него сразу возникло желание зарисовать лицо — его черты были красивыми и отталкивающими одновременно. Андрей достал карандаш с блокнотом и уже приготовился набросать заострённый овал, обрамлённый чёрными волосами, впалые глазницы, вытянутый нос и крупные, разлетающиеся брови, как к нему обратился Матвей:

— Ты подожди, внутри она гораздо интереснее.

Сашка усмехнулся, Андрей же никак не отреагировал — циничные шутки давно перестали его возмущать. Матвей откинул простыню, и всем стало видно, что у мёртвой девушки необычно высокий рост, длинные, тонкие руки и ноги, будто лишённые жировой ткани, под стать им длиннющие пальцы, и вся она худая до невозможности.

— Она что, голодала? Какие впалые щёки, — Сашка озвучил мысли Андрея.

— Нет, этого с ней не происходило. Тут вещи более странные.

Матвей достал из деревянного шкафа перчатки и какие-то бумаги. Перчатки он надел на себя, а бумаги передал Сашке.

— Держи. Читай, начиная с этого места. А ты, Андрей, сейчас будешь рисовать, а что — сам увидишь.

На этих словах он аккуратно развел края глубокого разреза, проведенного через середину живота и грудной клетки. Андрей с Сашкой отступили от неожиданности. Возглас удивления застыл у них в горле и повис во взглядах, которыми они обменялись. Андрею показалось, что он увидел какую-то невообразимую анатомическую диковинку из тех, что выставляют напоказ в прозрачных сосудах с рябой жижей. Матвей обстоятельно продемонстрировал им утроенное сердце, верхняя часть которого располагалась едва ли не в шее, а в нижнем из сердец красовалась огромная дыра, под которой свернулся сгусток тёмной крови размером с небольшой мяч. Затем показал удлинённые бугристые лёгкие, изорванные у нижних краёв на тряпки с бахромой, непонятные выросты, выглядывавшие из сухожилий, огромную печень, закрывавшую собой половину брюшной полости, местами прорезанную какими-то линиями, напоминающими молнии, а местами изрешеченную круглыми дырчатыми ходами. Андрей старательно зарисовывал всё подряд. Сначала он не замечал, что ноги умершей слегка искривлены, а руки и вовсе напоминали изогнутую тетиву лука — всё это стало очевидным, когда Матвей продемонстрировал им кости. В некоторых местах выделялись грубые мозоли от сросшихся переломов.