Что сделает безумный скульптор из неживого камня?

В следующем году по осени разрослась серая лынь. Ростки проникали в жилища, и длинные стебли её, ставшие крепкими, словно лианы, ощеривалась на нас так, будто присматривались. Головы наши кружились от удушающих ароматов горелой зелени, неизвестных цветов, морской соли и какого-то странного, «зелёного» запаха, которому сложно было дать иное название. В месяц тёмный Дииво-трава взметнула макушку выше, чем когда-либо, но теперь и от неё через всю деревню раскинулись протяжённые побеги. То был единственный раз, когда на Хейнасоори12 небо оставалось затянутым сизыми тучами, и ещё — когда мы не праздновали рост Дииво-травы, а только лишь отчитали положенные молитвы, поскольку радости в нас не было, а была великая тревога. Исполнять обыкновенный в Хейнасоори ночной ритуал нам уже не случилось.

Над заливом поднялся невиданный грязно-рыжий закат. Многие погибли тогда, не сумев вынести самого присутствия Подземных. Многие затерялись в поднявшейся буре, перешедшей в ураган, срывались вниз с головокружительных высот, на которых не видать земли, кто-то скончался от болезней. Для тех же, кто остался в живых, мир навсегда изменил очертания. Обыкновенное зрение стало отказывать нам, и реки времён утекли в этом безвременье, прежде чем мы научились вглядываться в предметы снов и фантазий эйеморы. Привычные смыслы вещей, прежде казавшиеся простыми, отвалились от них, и каждая вещь стала сотней вещей, и во всём теперь сотни значений, и значения сменяют друг друга играющими тенями. Мы произносили заклятья и касались вещей, чтобы уяснить хотя бы частью их смысл, так как то, что понималось без усилий прежде, стало самой большой загадкой. И когда мы освоили это искусство, мы смогли различать предметы и действовать в снах Вечной Ночи.

Мы очутились в лесу, и после долгого пути в отдалении увидели человека. Незнакомец сидел на высоком берегу, скрестив ноги. Тем временем началась гроза, в считанные мгновения налетел шквальный ветер, и море утратило спокойствие. Мы поспешили укрыться под густыми ветвями, отойдя как можно дальше от побережья, сидевший же оставался недвижен. Я собирался окликнуть его, но в этот миг различил, как стоячая волна высотой в десятки людей движется к берегу. Мы понеслись со скоростью мысли, и волна не накрыла нас.

Когда буря утихла, мы вернулись на прежнее место, и мужчина сидел там же. Я обратился к нему:

— Почему вода не тронула тебя?

Он засмеялся и подбросил камешки, которые держал в руках. Он произнёс:

— Я сам — целиком вода. Вода и точильщик камней!

Человек назвался Андреем. Целые дни он проводил у моря, всматриваясь в его глубины. В один из них он заявил, что мы будем строить город. Я возразил, что никто из нас прежде не занимался подобными вещами, на что он ответил: «Это не станет преградой воле воды».

И мы взялись за строительство. Каждый сдвигал валуны, стёсывал их неровности, рубил деревья и смешивал растворы, сам же Андрей рисовал чертежи на земле и ваял каменные растения. Какого было удивление, когда из-под их молотков стали выходить здания фантастической красоты, подчёркнутые изящной скульптурой, а между тем не строили они раньше ничего, кроме деревянных изб. Точно сам собой воздвигся южный город-цветок в северном лесу, гармоничней и причудливей которого не представить. И построились у пристани корабли, и увеличился наш город, вечно юный, изменчивый и мимолётный, как отражение. Нас стало больше, люди стягивались в город из разных уголков леса, приплывали на вогнутых лодках, и каждый из них истинно был настоящим. Изредка здесь проходили Подземные, теперь безопасные для нас. Мимо берега проплывали морские создания, внушая бесконечное удивление гибкостью своих крупных тел. Кто встречался с ними взглядом, не мог больше забыть игриво-мудрой искры, проступавшей на их лицах.

Скульптор жил в башне у берега моря. Он редко покидал её неприступные стены. В вытянутых окнах вместо стёкол струилась вода, неведомым чудом не размывая песчаник кладки. Говорили, что за этими потоками иногда можно различить подвижную фигуру самого скульптора, а ещё, бывает, за окном появляется бледнолицая женщина. В угольные её кудри вплетены ленты, жёлтая и зелёная, а в руках она держит эрволийскую гитару и играет грустную песню о прощании и бесконечных путях.

Однажды и я её видел. В тот день она покинула башню, сам по себе села в лодку и уплыла туда, где небо смыкается с водой. Немногим позже с нашего причала отправился трёхмачтовый корабль, и на его деревянном носу мне почудилась фигура моряка с подзорной трубой, направленной туда, где исчезла незнакомка. Рядом с кораблём из воды показались чешуйчатые руки морского создания, — оно отправилось вслед. Я поспешил влиться в толпу у причала, чтобы расспросить о корабле, но и они, похоже, о том не знали. Лишь через день, если в этом месте дни ещё остаются днями, городские слухи выяснили, что скульптор собрал вокруг себя нескольких человек и пустился в плаванье по неизведанным морям за чем-то, о чём знал он один.

Эпилог. Воля воды

24 года назад, 2662 г., Тхима