Почему-то именно это замечание стало последней каплей, отнявшей у Андрея ощущение твёрдой реальности под ногами. Обыденная логика здесь рушилась по частям. В памяти проносились яркие воспоминания, отметавшие любые сомнения в правдивости слов Воротова. Незашторенные окна во всю стену, покрытую облупившейся белой краской. Болтовня и смех небольшой группки студентов. Лучи летнего солнца, заливающие полупустую мастерскую. Светлана с интересом разглядывает скульптуру, проводит рукой в воздухе над ней. Смеющийся голос. «Ты сам знаешь, что изобразил?». Причудливые, сложные фигуры, перекрученные вокруг себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Воображаемые чудовища. Танцующая женщина, еле различимая сквозь чёрный вихрь. Ошеломлённый до предела, Андрей осел на пол. Голос Воротова вернул его к реальности:
— Подобные рассуждения, вероятно, лишены смысла, так что оставим эту умственную гимнастику на потом. Полно, Стрела, встаньте, вам ещё многое предстоит. Всё только началось. Посмотрите, — Воротов тронул носком ботинка тело Картина, — не пытайтесь избавиться от него, просто бегите.
На этих словах Воротов решительно развернулся и направился к лестнице, оставляя в притихшем доме таинственное существо и человека, склонённого над мёртвым телом. Осторожными шагами Андрей прошёлся по деревянным ступеням лестницы, не произнося ни единого слова. Туманный жар Града ощерился на него зубцами цветов-мухоловок. Стянутое сетью лиан марево сочилось соком хищных мальв, запахи роз и полевых трав доводили до головокружения и заполняли собой всё, но в мыслях у Андрея уже всплывал совершенно иной пейзаж из хвойных лесов и деревянных изб, окруженных ледяной морской водой. Он с грустью, но решительно усмехнулся себе: «Итак, наш поезд отправляется, следующая станция Штормовая».
В вагоне вечернего поезда, борясь с бессонницей от нахлынувшей тоски, он вспомнил давнее мимолётное увлечение поэзией, и наскоро составил несколько строк, лишённых рифмы:
В месте у реки
В листьях зреет яд,
На тенистых улицах туман.
По тенистым улицам
Шёл усталый скульптор
И глядел рассеяно
В дымку бледных роз.
Странный дивный мир,
Странный город-сад,
Лес дрожащих граней и углов.
Кружит в злой фантазии
Женская фигура,
И ожившим мрамором
Живы две души.
Всё здесь зыбкий дым,
Всё морская рябь,
Но в неверном мороке вольней.
Проступают образы
За опасной дымкой –
Виден дом заброшенный,
Виден старый храм.
Там теряют жизнь,
Там находят ночь,
Не страшнее чуда древний страх,
Но с тоской прощается
Скульптор с Градом водным,
Где играли брызгами
Сны иных миров.
Глава 8. И мы счастливо заживём в городе у моря
Бессчётные годы шли мы в непроглядном лесу, пока не достигли побережья, а после ещё годы вдоль кромки воды, и по пути мы встречали лишь валуны, серую гладь да блёклые небеса, с морем слитые. Не один из нас мог впасть в отчаяние, если бы пасть его не сделалась нам столь хорошо известна. Меня зовут Михаил Криков, раньше я был священником. Я читал службы в церкви родной деревни, пока на Штормовую не обрушилась Вечная Ночь, и чёрная тень-эйемора не сомкнула ставшие человеческими глаза, дабы погрузиться в сны. Подземные создания Ночи вышли из катакомб, поднялся шторм и невыразимые страхи. Немногие из нас пережили их приход.
Случай и любопытство ещё в молодые годы открыли мне таинства ноктистов, тех забытых древних магов, что предвидели наступление Ночи. Под видом секвенитства, почитаемого во всех закоулках страны, я вставлял в свои службы отрывки ноктических песен. За год до того, как всё произошло, два учёных чужеземца явились изучать наши обычаи. Они обнаружили вход во владения Подземных, и один из них мне о том поведал, а другой, крайне изворотливый тип, сведущий в древних учениях, оставил в нижнем лабиринте тайный знак ноктистов, вырезав его в виде деревянной статуэтки, где дева неотрывно всматривается в изменчивые лики Ночи. «Гляди во тьму, как в непознанное, ибо тьма не является злом, и свет твой от неё разгорится. Для смотрящего в Ночь миллионы её очертаний начнут проявляться». Раз за разом я спускался в их коридоры, дабы узреть древних созданий и подготовиться к встрече с грядущим.
Жители деревни, хоть и знали предание, не были готовы принять правду о существовании подземного города у них под ногами. Мне пришлось прибегнуть к обману. Я инсценировал свой отъезд в Керавию как бы по неотложному делу, сам же в это время бродил по лесу, избегая человеческого жилья. После возвращения я рассказал им о пользе ночных бодрствований, якобы открытой столичными священниками. Так удалось научить их колдовскому способу смотреть в пугающие просторы Вечной Ночи.