Понянчив еще немного ботинок, мальчишка встал и обратился с непонятной, но, судя по интонациям, довольной, речью к собравшимся. Потом несколько раз обошел дом, крикнул что-то и, стремительно перебирая ногами, понесся в сторону леса.
– Пошли! – крикнул Петро, садясь на лошадь. – Ну теперича ведомо, как подвигнуть этого лесного ирода следы пытать…
– А ежели он убегнет?
Петр показал на свое ружье.
– Далече не убегнет…
– Выдвигаемся! – приказал Деникин.
– Идем! – мелодично выкрикнул адъютант.
За околицей мальчишка остановился, покопошился в снегу, понюхал его и даже лизнул. Потом, повернувшись к отряду, принялся показывать жесты. Он то растягивал руки, как рыбак, говорящий о добыче, то присаживался на корточки и хлопал по снегу, то изображал взмахи крыльями. Потом нанайчонок начал подпрыгивать на месте.
– Что это он делает, солдат? Улетает? – поинтересовался Деникин.
– Нее… Говорит, далече ушли… До дракона добрались.
– Значит, они уже где-то у устья реки? – блеснул эрудицией Ершов прежде, чем Деникин успел обругать собеседника за неуместные байки.
Петр кивнул полицейским.
– И как он мог это узнать?
Солдат пожал плечами.
– Самому неведомо. Но отчего-то знает. Стократ такое бывало…
Деникин хотел бы верить.
Ординарец махнул следопыту. Тот снова шустро припустил по сугробам. Отряд двинулся следом.
VII
Неприметная дорога
Было ли когда в белокаменной резиденции столь пустынно? Софийский напрягал память, но так и не смог припомнить.
Накануне, после полудня, почти все люди ушли в леса.
Присутствие солдатни за долгие годы стало настолько привычным, что совершенно не ощущалось. Софийский просто знал, что они – повсюду, как тени. И вот, поди ж ты: стоило им покинуть пределы особняка, как в нем сразу же воцарилась гулкая, гнетущая тишь.
Смолк даже лай собак, уведенных нынче на поиски беглых.
Генерал-губернатор очень желал, чтобы отряд вернулся с успехом. К их приходу он как раз успеет точно решить, какая участь ждет негодяев – расстрел либо повешение. На сей раз Софийский обойдется без судебной волокиты. Ведь и убитый не гнушался иной раз жертвовать уложениями законов. Но и что с того? Кто здесь – да без греха? Главное, что со своей первейшей задачей – сохранением порядка в диком краю – полицмейстер справлялся вполне успешно. Теперь же, оставшись без его пригляда, город бурлил и грозил катастрофой, как река, сумевшая смыть плотину. И потому он, как никогда, нуждался в скором и суровом покарании виновных.
Впрочем, говоря откровенно, не забыл Софийский и оскорбление, нанесенное ему сообщницей беглецов. При единой мысли о гнусном проступке гнев перехватывал дыхание.
Уже недолго оставалось ждать в тишине, в полумраке привычных, неэлектрических, свечей в канделябрах. Скоро рассвет, и безмолвие рассеется. Оставшаяся прислуга – прачки да кухарки – молчать не станет, а вести по городу разносятся быстро.
С утра в резиденцию бесконечным потоком потянутся люди. И те, кто почти каждый вечер ужинал, оставаясь на запретный вист, и те, от кого Софийский принимал отчетности да доклады, и те, кого генерал-губернатор ни разу не видел. Почти все жители города явятся сегодня с визитом – не по зову сердца, а по велению долга да обычая. Только до сих пор не найденный Васька не придет. Но Вера о том уже не узнает.
Софийский откинулся в кресле. Спина совсем затекла, но он не решался встать и промяться, как будто боясь своим движением нарушить вечный покой.
До чего же вышло досадно: с минуты, когда Вере стало хуже, Софийский не спускал с нее глаз. Лишь накануне – в ту самую ночь, которая сейчас истекала – задремал у постели. Спал недолго, но ему успело присниться, как его люди вынимали из стены резиденции невесть откуда взявшееся бревно. Проснулся генерал с тяжестью на душе, и, не открывая глаз, перекрестился: скверный сон, вещавший о неминуемой смерти. Еще в далеком детстве о том поведала нянька, и с тех пор видение не раз оказывалось правдивым…
Затем Софийский посмотрел на Веру, и понял, что она ушла. Ушла навсегда, а он с ней не попрощался.
Умерла без покаяния и причащения, а ведь так этого боялась.
Приходя в себя, Вера просила привести не только сына, но и духовника – и генерал-губернатор изо всех сил пытался выполнить ее пожелание. Однако, как не рыскали его люди по городу день и ночь, отца Георгия не нашли. Как и Васька, священник сгинул, не оставив следа, а посылать за другим попом в ближайший город уже не имело смысла. Даже Петр по такому снегу не смог бы проделать путь в одну сторону быстрее, чем за неделю.
Кто теперь отчитает Веру? Кто проводит в последний путь? Шаманка местных нанаев?
Между тем, в комнате уже возникли языческие приметы: простыни скрыли зеркала, на узком подоконнике появилась чашка с водой. Совсем скоро Веру поднимут и уложат, утвердив под головой подушку, прямо на стол в просторной гостиной – столь огромной, что в ней одной целиком бы уместился переселенческий домишко. Затем нужно будет велеть изготовить гроб…
– Верочка… как же это могло случиться?