Что скрывает снег

Голову полицмейстера почти полностью отделили от тела, но точно не единым ударом топора. Ее отпиливали – но по каким-то причинам не довершили начатое. Предмет был острым, и, без сомнения, довольно большим. Фельдшер предположил бы, что убийца воспользовался чем-то наподобие охотничьего ножа. Такого, как те, которыми нанаи так ловко разделывают даже крупную добычу, перепиливая не только хрящи и сухожилия, но и кости. Страшная рана сразу бросалась в глаза, но чуть ниже нее, сбоку, имелся и другой порез. Быстрый и точный, он, похоже рассек яремную вену… И нанесло его другое оружие: тоже нож – никаких зазубрин на коже – но гораздо более длинный и тонкий.

Именно этот удар – вероятно, исподтишка – и мог стать смертельным. И уже потом кто-то попытался отделить голову от тела. Может быть, для того, чтобы вовсе ее уничтожить в попытках спрятать злодейство. На такое бывали способны и пьяные поселенцы. Только они пользовались совсем иным инструментом и вовсе не отличались точностью.

След тонкого ножа выглядел совсем нетипичным. Прежде фельдшер ни разу не встречал на убитых в этих краях подобных порезов, однако точно такие же отметины имелись и на второй жертве – растерзанной госпоже Вагнер. Впрочем, общая картина тут была совсем другая: в ее случае удары хаотично наносились в живот. Убийца как будто находился в приступе ярости. В результате несчастная Наталья Павловна, вероятно, приняла мучительную смерть от потери крови.

И кто знает, что еще бы смог увидеть фельдшер, если бы не наказ господина Деникина – неотступно следить за учителем? Между тем, с ним все было и так предельно понятно: кто-то ударил его сзади по голове тяжелым предметом – скорее всего, поленом или обухом топора. А потом он просто замерз в лесу.

Совершенно типичная история, которую фельдшер наблюдал многие десятки раз. Правда, все предыдущие жертвы поступали на его стол уже безысходно мертвыми. Так что, если бы учитель вдруг действительно оправился, а не так, как показалось господину Деникину, то это стало бы настоящим чудом. Но их не бывает.

Отойдя к шкафчику с припасами, фельдшер наливал очередную стопку, когда услышал жалобный стон.

Не открывая глаз, учитель беззвучно шевелил губами. Фельдшер смочил бинт в стопке, которую готовился выпить, и отер его лицо.

– Бу…Буу…

– Хм…

– Буу-у.

– Пить?

Набрав воды в рукомойнике, фельдшер аккуратно влил ее в рот больного. Тот снова замолчал. Взяв приготовленный заранее лист бумаги, фельдшер взглянул на стенные часы и старательно вывел: «08.20. Просил воды».

Через несколько минут Чувашевский снова сказал:

– Буу, – а потом вдруг неожиданно, поразительно четко и ясно, заявил: – Блудница – это глубокая пропасть.

– А также многие срамные болезни, – охотно поддакнул фельдшер, фиксируя: «08.35. Бредит».

Еще через пару минут Чувашевский совсем другим голосом выкрикнул:

– Боже, как больно! – и зашевелился.

Пускание крови – на редкость действенный метод, не напрасно его еще исстари применяли.

Фельдшер заглянул в лицо открывшему глаза Чувашевскому.

– Где я?

Правда, вероятно, весьма повредила бы, так что фельдшер ответил нейтрально:

– Ты скоро поправишься, – но так ли это? – Поставлю тебе морфию – и сразу почувствуешь себя лучше.

– Кто вы?

– Я доктор, – снова покривил душой фельдшер.

– Не правда! Он совсем не такой! О боже, как же мне больно.

Эк разговорился!

– На меня напали! Позовите полицию! – теперь Чувашевский пытался встать со стола, отталкиваясь от него своими обмороженными руками.

– Тсс! Тише! Вам нельзя шевелиться. Вы и так в полиции, учитель. Вы лежите прямо в управе!

– Как же так? О боже, что это там на столах… Меня тоже убили?

Приоткрыв дверь, в мертвецкую аккуратно заглянул околоточный.

– От его превосходительства пришли. Снова требуют вас.

– Подождут, – отмахнулся фельдшер, ставя укол.

***

Накануне Павлина разбудила Варю еще до рассвета и сказала, что они пойдут набрать хворосту. Странно, но мешок, который она привязала к поясу, был вовсе не пустым, как положено. Наоборот, он едва не лопался, даже из завязок выпирали тряпки.

– А что там? – недоверчиво спросила Варя.

– А одеяльце. Притомимся и передохнем, – отвечала Павлина.

Варя подавно ничего не поняла: прежде они никогда не отдыхали в лесу, хотя и наведывались туда через день.

– Как же мы притомимся? Тут же недалеко?

– А мы не по той дороге итить станем.

– Почему?

– А там дивы живут лесные. Ты на них и поглядишь.

Варя заинтересовалась и послушно позволила помочь ей обуться.

Однако они уже глубоко ушли в лес, дорога совсем пропала, а диво по пути так и не встретилось. Варя захныкала, но нянька сурово ее одернула, встряхнула:

– Цыц! Тигра прискачет!

Теперь Варя плакала молча, как взрослая, а они все шли и шли. Наконец, девочка упала в снег:

– Не могу!

Павлина молча подняла ее, посадила на спину и продолжила путь. Она нервничала – то и дело останавливалась, оглядывалась кругом – похоже, искала дорогу. Один раз Варе показалось, что Павлина всхлипнула – но так ли оно было на самом деле, неведомо, а если и так, то нянька быстро встряхнулась.

Она не останавливалась, несмотря на мешок с одеялом для отдыха.