Что скрывает снег

Уходя, фельдшер оставил на столе Осецкого исписанные листы. Часть из них покрывали подробные указания по уходу за учителем, во второй находились рассуждения о причинах болезни и слова Чувашевского. Увы, почерк фельдшера был столь неразборчив, что до сей поры Деникин не смог заставить себя в него вчитаться. Он намеревался сделать это прямо сейчас, по мере разговора с Чувашевским.

– Помощник полицмейстера Деникин, – сказал он, присаживаясь и пряча за бумагами лицо. Впрочем, от запахов тонкие листы, как выяснилось, не ограждали.

– Учитель реального училища Чувашевский, – грустно отрекомендовался больной.

– Младший мой брат, Ершов, которым господин помощник давеча интересоваться изволил, посещает ваши классы в реальном, – заметила все-таки решившая проследовать за Деникиным тень.

– Помню его. Темноволосый. Хороший мальчик, старательный, – согласился Чувашевский.

Ершов широко улыбнулся.

– Ну так что, господин учитель? Поговорим о том, что с вами произошло?

– На меня напали, – вздохнул Чувашевский.

– Вы посещали веселый дом и вас там зашибли… поленом, – краем глаза прочитал Деникин. Слово «поленом» фельдшер написал поразительно четко и подчеркнул дважды. – Цельным поленом. Потом подождали несколько часов, пока стечет кровь, и в сумерках вывезли в лес на дровяных санях, где и бросили.

– Откуда вы знаете? – поразился учитель.

– На то мы и полицейские, – обрадовался Ершов.

– Значит, вы их нашли?

– К кому вы пришли в веселый дом?

– Видите ли, я не искал никого определенного. В тот день я надеялся на встречу с любой из … обитательниц. Мне нездоровилось с самого утра…

Деникин выразительно взглянул на своего помощника. Тот сокрушенно уточнил:

– Стало быть, вы отправились туда до наступления сумерек?

– Ну да, я и говорю: с самого утра. Я не пошел на уроки и вместо того направился в этот дом.

– Досадно наблюдать такое падение нравов в нашем городе, – не сдержался брезгливый Ершов. – Но как же служебный долг?

– Боюсь, я просто не мог его исполнить до посещения… заведения… ну, вы понимаете.

– Позволите ли вернуться к поискам прежнего дела няньки Вагнеров, господин помощник?

– Валяйте.

Дождавшись, пока возмущенный Ершов скроется да дверью (которую он, как ни жаль, плотно притворил за собой), Деникин продолжил.

– На какой же почве у вас вышли разногласия?

– Так как же… Я ведь все объяснял. Я не мог уснуть.

– Это я уже понял.

Внезапно Чувашевский как будто что-то вспомнил.

– Женщина! Она лежала на большой кровати, раскинув ноги…

Внутренне покатываясь со смеху, Деникин жалел, что Ершов ушел так быстро.

– Она была вся в крови! Женщина! Она мертва!

Помощник полицейского напружился.

– Что это была за женщина? Ваша… подруга?

– О, нет! Я видел ее прежде в храме, на Рождество и Крещение… Это супруга господина инженера, Вагнера…

Деникин поднялся и отодвинул сукно с соседнего стола:

– Она?

Чувашевский закрыл глаза забинтованными руками и, всхлипывая, кивнул.

– Давайте-ка вы еще раз все вспомните и расскажете с самого начала. Ершов! Немедленно идите сюда!

Вместе с Ершовым в мертвецкую вошел и вернувшийся фельдшер.

– Ефим Степаныч! – глядя на него, как на избавителя, воскликнул Чувашевский.

Проходя мимо, тот приветственно хлопнул больного по плечу и проследовал к шкафчику, где тотчас же налил себе стопку.

– Губернаторшу отравили, – сообщил он, нисколько не стесняясь присутствия ахнувшего больного. – Скоро из резиденции явятся с официальным заявлением.

– Отравили? Но чем?

– Предположу, что ей в питье влили настойку корня вератрум лобелианум. Этой дряни полно здесь растет, губернаторша далеко не первая. Часто травятся охотники да те, кто по грибы да ягоды ходят. А местные знахари сим ядом от опоя лечат. Но с чего бы ему взяться в доме генерала?

– При нем как раз живет местный, тот нанай, что с нами следы пытал.

– Да, ваша правда… Я ведь тоже видел этого мальчишку в резиденции Софийского, а все голову ломал. Точно, тут дело семейное. Как ловко вы сразу все поняли, господин помощник!

***

– Давайте-ка подумаем. Что мы имеем?

В ожидании посетителей из резиденции, Деникин и Ершов уединились в кабинете Осецкого, оставив фельдшера с Чувашевским, а околоточных – с нянькой Вагнеров.

– Господин полицмейстер и Вагнеры по-прежнему убиты, а их единственный ребенок теперь по нашей милости сгинул в лесу.

– Как я и говорил ранее, госпожу Вагнер, несомненно, убила эта каторжница, а самого Вагнера пришибли каторжники. Они же потом отправили на тот свет и господина полицмейстера, который напал на их след…

– Замечу только, Деникин, что мы до сих пор не имеем абсолютно ни единого доказательства нашей нескладной версии.

– А как же ваши опыты над рубахой и нянькины признания?

– Они как раз противоречат вашим словам: если жертвой в самом деле стал капитан Вагнер, то произошло это прямо в его доме. Кроме того, вы же сами сказали, что господин учитель, этот любитель пошлых удовольствий, уверен, что видел в заведении Фаня тело госпожи Вагнер. Это полностью снимает с нашей пленницы хотя бы одно подозрение.

– Чувашевский все еще нездоров после удара поленом.