— А мне Земфира нравится, — встрял Бахметьев, хотя как раз его никто не спрашивал о музыкальных предпочтениях. — Очень крутая, нет?
— Да-да-да. — Ковешников задумчиво поскреб шрам-уховертку. — Любовь, как случайная смерть. Вот и я думаю — случайно или нет. Красное и зеленое?
— Куда же без него, — вздохнул Бешуля.
— С раной все то же самое?
— Общая картинка очень похожа… Слушай, Ковешников, чем от тебя так несет?
— Трупятиной, чем же еще. Когда к тебе заглянуть?
Бешуля отставил локоть и зачем-то посмотрел на часы. Фальшивый китайский «Ролекс» (а Бешуля был фанатом «Ролекса», пусть и фальшивого, — об этом в Управлении знали все) тускло заблестел на солнце.
— Давай вечерком, после семи. Всю правду тебе расскажу, как та гадалка.
— Да я и сам тебе расскажу всю правду. Похоже на третью серию нашего, с некоторых пор очень любимого, сериала.
Еще и за это Бахметьев не любил Ковешникова: за особый, хорошо пропеченный цинизм. Ни дать ни взять булочка с кленовым сиропом и орехом пекан. Калории зашкаливают, и знаешь, что вредно, — а все равно жрешь. Вот и Бахметьев жрет, да еще вместе с Бешулей. Давятся, плюются — и ни гугу. Как заклинило. А ведь Ковешников мог просто сказать: третья жертва неизвестного серийного убийцы за последние два месяца. Но нет, обязательно нужно выпендриться.
Пропади ты пропадом, сукин сын!
— Мучаюсь с названием, Иван Андреевич. Может, поможешь?
— Уволь меня, дружище.
Ковешников, в своей обычной манере, пропустил реплику судмедэксперта мимо ушей.
— «Следствие по телу», м? Или это, как его… «Убийство». М-да… Что-то плосковато получается. Без изюминки.
— «Мыслить, как преступник», — в очередной раз не выдержал Бахметьев.
— Не получается пока мыслить таким образом. В том-то и запендя. — Порывшись в карманах плаща, Ковешников достал огрызок карандаша и принялся яростно ковыряться им в ухе. — Ладно. Пойду знакомиться с потерпевшей.
Примерно с полминуты Бешуля и Бахметьев наблюдали, как Ковешников спускается к месту преступления.
— Урод, — резюмировал Бахметьев.
— Как есть мудило, — немедленно согласился с ним эксперт. — Правда, что ли, что мне усы эти ни в звезду, ни в Красную Армию?
— Да нормально все, Андреич. Не парься.
— А жене нравится.
— Тогда тем более не парься.
— Сбрею, пожалуй, — шумно завздыхал Бешуля. — Ну и раз пошла такая пьянка… У меня свой вариант имеется.
— Чего?
— Да сериала этого проклятого.
— Валяй. — Бахметьев пожал плечами.
— «И никого не стало». Ну?
— Зашибись.
— И я так думаю. Передашь мудиле?
— Передам.
Сгинувший в дебрях места преступления Ковешников, наверное, и думать забыл об их совместных потугах на ниве сериального производства. А они с Бешулей, как два идиота, все еще рассуждают на эту тему. Напрягают мозг, ищут варианты, пропади ты пропадом, сукин сын.
Примерно так рассуждал про себя Бахметьев, провожая глазами судмедэксперта, направившегося в сторону «Газели» с надписью: «КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ». Хороший все-таки мужик Иван Андреевич Бешуля: спокойный, рассудительный и профессионал отличный. К тому же у него всегда можно перехватить до зарплаты тысчонку-другую.
А у Ковешникова снега зимой не выпросишь.
Это, конечно, по слухам. Самому Бахметьеву и в голову бы не пришло одалживать у Ковешникова деньги. Они не друзья и даже не приятели. Часто работают вместе, но работой все и ограничивается. Не то чтобы Бахметьев так уж жаждал выпить с Ковешниковым пива в спортбаре под судьбоносный матч «Атлетико — Реал Сосьедад», но… Должна же быть какая-то, пусть и формальная, благодарность — и за бессонные ночи, и за ненормированный рабочий день. И за то, что иногда, не раздумывая, подвергаешь свою жизнь прямой угрозе. Но разве дождешься благодарности от Ковешникова? Разве дождешься простых и искренних слов: «Мы сделали это, дружище. Было трудно, но мы сделали это!»
Нет-нет, Бахметьев не жалуется.
Он сам выбрал эту работу. И бессонные ночи, и ненормированный рабочий день. И на угрозы нарывался, особенно поначалу. Он сам выбрал и ни секунды не пожалел. А Ковешников что? Всего лишь обременение. Побочный эффект.
Никогда Бахметьеву не понять Ковешникова. Никогда не привыкнуть к его бесконечным манипуляциям, вероломству, наплевательству на все и вся. К его цинизму: булочки-пекан форэва! Если в существующей где-то альтернативной реальности Ковешникова изобличат как кровавого маньяка — Бахметьев нисколько не удивится. И то, как Ковешников ведет себя на ближних подступах к убийству, ни на одну голову не натянешь. По-другому и не сказать.