Что случилось с Олечкой под новогодней ёлочкой

— Рауф? — непонимающе воззрился на меня Зефир.

— Вот все вы мужики, одинаковые, — пробормотала, выпрямляясь, — делаете всякие глупости и считаете, что это нормально. А от вас потом вон… — кивок в сторону дороги, по которой шли овчарка и ее хозяин. Быстро так шли. Торопились. — Даже большие и грозные сбегают.

— Аф, — безразлично произнес пес.

И перед кем я тут распинаюсь? Этого только могила исправит. Так и будет ко всем подряд собакам приставать.

Мы уже подходили к дому, когда я увидела на детской площадке парня в знакомой куртке. Он сидел на скамейке, устроив локти на бедрах, и курил. Хм, что-то я не чувствовала от него запаха табака. Недавно купил?

— А-а-а-а-аф!!! — радостно заверещал Зефир и помчался к своей очередной любви.

— Куда! — воскликнула, от неожиданности выпустив поводок из руки. — Стой!

Стоять на месте не стала. Почти сразу сорвалась с места и побежала за собакой, ловко перепрыгивая через забор. А что? Не привыкать.

— Аф! — добежав до своей цели, пролаял пекинес и, быстро-быстро завиляв хвостом, подпрыгнул, упираясь передними лапами о правое колено Георгия.

Я оказалась у скамейки чуть позже. Запыхавшаяся, скорее всего, раскрасневшаяся и слепая. Потому что от моего частого дыхания и пыхтения, стекла очков запотели. Пришлось их снимать и протирать краем шарфа.

— Каравайчик? — сделал вид, что удивился, увидев меня, Гошка. — Ты чего так поздно и не дома?

— Собаку выгуливаю, — кивок головы в сторону предателя. — А ты чего еще здесь?

— Ничего, — не стал отвечать на вопрос парень. — Иди домой, время уже. Тебе спать пора.

Пора-то пора, только…

— Гош… — я почувствовала, что краснею. И теперь уже не от беготни, а от смущения. Вот он, объект моих детских страданий, сидит напротив, смотрит снизу вверх, затягивается сигаретой, выпуская через нос сизый дым. Возможно, это и послужило последним толчком для того, чтобы я задала волнующий сейчас мою душу вопрос: — А ты тогда зачем мне валентинку написал? А потом порвал.

— А зачем я тебе при всех в любви признался, — он опять не стал отвечать на вопрос. — Зачем, когда Пашка из параллельного класса назвал тебя толстой тварью, якобы случайно огрел его рюкзаком по голове. Потом забил стрелку. Только ты об этом не знала. Зачем, в девятом классе, когда ты чуть было не свалилась с лестницы, поддержал тебя за руку. А когда у тебя стащили домашку по инглишу, подрался на глазах у всех с Николой. И у того, будто случайно, оказалась твоя тетрадка. А когда…

— Хватит! — перебила пожарного. — Ты не ответил на вопрос. А я тоже могу кое-что тебе сказать, — было неловко, но и молчать более не имело смысла. — Почему, когда я просто проходила мимо, в спину мне летели оскорбления. И их чаще всех произносил ты. Почему, когда кто-то придумывал новое обидное стихотворение о толстом каравае, ты смеялся громче всех? Еще и поддерживал такую инициативу. А когда на выпускном Серега по приколу решил пригласить меня на танец, ты сказал, что если он это сделает, то… — и тут я осеклась. Посмотрела испугано на Филимонова. И два шага назад сделала.

— То я что, Селезнева? — попытался поторопить с ответом молодой человек.

— Ничего, — пробормотала, потупив взгляд.

— То я ему сказал, чтобы не смел трогать тебя своими оковалками, — докончил за меня Гошик. — Потому что с такой, как ты, будет танцевать…

— Лишь идиот, — тут я не удержалась и горько вздохнула.

— Так я и был идиотом, Каравайчик, — на губах парня появилась уже привычная улыбка. Только на этот раз она не была веселой, а наоборот, грустной.

— Мне все кажется, что ты надо мной издеваешься, — печально проговорила.

— Аф, — с упреком тявкнул Зефир. Он устроился на скамейке рядом с продолжающим затягиваться сигаретой Гошей.

— Я не идеален, — в последний раз выпустив дым и отбросив окурок в сторону, сказал однокашник. — А в школе не блистал умом. Но в кое-чем я был честен. Только тебе такая честность была не нужна. Ты принимала ее за очередное издевательство.

— Потому что это не могло быть правдой, — я с силой сжала кулаки. Пальцы враз заледенели, и я почти их не чувствовала. Надо было прихватить с собой варежки.

— Сам в этом виноват, — покачал головой пожарный. — Ладно, — сказав это, он встал со скамейки. — Поздно уже. А ты, судя по красному носу — замерзла.

— Мы не договорили! — запротестовала. Это он что, снова собирается сбежать?

— Аф? — также недовольно гавкнул пекинес.

— Ну, тогда послезавтра продолжим, — делая шаг в мою сторону, проговорил Филимонов.

— Почему послезавтра? — настороженно переспросила, и не думая отступать.

— Потому что с утра я заступаю на дежурство, — пояснил молодой человек. И сделал еще один небольшой шажок.

— Понятно…

Странно, но стало жаль. Кто бы сказал мне еще пару дней назад, что я буду грустить из-за Гошки и скучать по этому хаму, огрела бы чем-нибудь тяжелым. А сейчас… понятия не имела, как на него реагировать. И как ему верить. Он так часто изводил меня в школе. Прикалывался, грубил. Разбивая о свои слова мои чувства, которые я так долго берегла ото всех. Скрывала. А оказалось… объект моей симпатии обо всем знал.