Что таится за завесой

Я не знала, что произойдет, когда его фейри найдет его или когда меня найдет фейри, который ищет меня. Я задумалась, неужели все предыдущие привязанности просто исчезнут? Как это вообще работает? Или это просто чисто физическая связь, которая затмит все остальное? Чувствуют ли вообще люди, что они провели вечность с кем-то, кого никогда не любили?

Каждая из этих возможностей была просто еще одной причиной, по которой Кэлуму и мне следовало оставаться свободными. Мне не хотелось проходить через эти испытания, но еще меньше хотелось подвергать им его.

Я попала в патовую ситуацию.

– Да, детка. Я расскажу тебе еще одну легенду, – сказал Кэлум, потянувшись к сумке и вытащив украденное одеяло.

Он лежал возле костра, оставив место рядом с собой. Он постучал по земле, приглашая меня присоединиться к нему у огня, и я занервничала.

Мне не хотелось укладываться рядом с ним, сворачиваться калачиком в его объятиях, как прошлой ночью. Вчера это казалось почти невинным. Вчера, но не сегодня. После того как Кэлум поцеловал меня так, что я чуть не потеряла сознание, я не могла не задаваться вопросом, что же произойдет в тот момент, когда я лягу с ним рядом.

Но, несмотря на костер, гревший только сбоку, было холодно, да и одеяло удалось раздобыть только одно.

Собравшись с силами и мыслями и спрятав свой комок нервов подальше – туда, где, как я надеялась, Кэлум их не увидит, – я переместилась поближе к нему и вытянулась на спине, повернувшись к нему лицом. Он перекатился на бок, тоже улегся лицом ко мне и просунул руку мне под голову, чтобы мне лежалось мягче.

– Что же тебе рассказать? Какую легенду ты хочешь услышать? – спросил Кэлум, кладя другую руку мне на живот.

Я глубоко вдохнула, заставляя себя как можно четче выговаривать слова, чтобы не зацикливаться на его прикосновении.

– А ты что-нибудь знаешь о фейри и их половинах?

– Да, – медленно кивнул он, и его голос прозвучал удивленно. – Половины появились очень давно. Фейри сражались с ведьмами в бесконечных войнах, и в конце концов ведьмы прокляли их. Души фейри стали раскалываться надвое при рождении, и вторая половина полностью селилась в другой личности. Это мог быть человек, а мог быть и фейри, но, как говорили, отсутствие второй половины ощущалось очень болезненно. Как будто ты не целая личность, а лишь ее часть.

– Эта легенда больше похожа на рассказ из учебника истории, – поддразнила я.

– Хорошо, детка, – рассмеялся Кэлум. – Тогда слушай. Жил-был фейри, которому пришлось ждать более трехсот лет, пока родится его супруга, чтобы прожить свою первую жизнь. Это совершенно нетипичная история, потому что прожить даже сто лет в одиночестве очень трудно, и даже самые сильные фейри не всегда выдерживают это. Жизнь без второй половинки души была немыслимо жестока. Но однажды ночью он вдруг почувствовал, что она стала взрослой, и заплакал от радости.

– И что было дальше? – спросила я, по серьезности лица Кэлума чувствуя, что у этой истории вряд ли будет счастливый конец.

Наверное, мне придется подсказать ему на будущее, что все романтические истории должны заканчиваться только одним – герои должны жить вместе долго и счастливо.

Жизнь и так довольно тяжелая и жестокая штука. И напоминание о моем собственном одиночестве в сказке на ночь нравилось мне меньше всего. Наоборот, сказки должны были отвлекать меня от моего несчастья.

– Ведьмы заслонили ее от его взгляда, чтобы он не мог до нее добраться. Они обернули ее в заклинание, позволившее скрыть ее местонахождение и держать фейри на расстоянии от нее на протяжении нескольких циклов жизни. Но заклинание не смогло отключить его чувства – он всегда чувствовал ее. Фейри влюблялся в ее сущность каждый раз, когда она достигала совершеннолетия. Он горевал каждый раз, когда она умирала и покидала этот мир, и оплакивал еще одну потерянную жизнь. И так продолжалось веками. На протяжении тринадцати жизней фейри ждал и боролся, пытался найти способ добраться до своей половинки до того, как она умрет настоящей смертью и он потеряет ее навсегда.

– Он хоть раз нашел ее? – спросила я, проглатывая обжигающие горло слезы.

Мне не следовало жалеть этого безымянного фейри. Не следовало испытывать к нему никаких чувств, ведь я знала, что он лишил бы эту женщину всего, чем она жила, будь у него шанс.

Так меня учили. Говорили, что мы были для них не чем иным, как собственностью, существом, чьи желания не имели значения по сравнению с потребностями фейри. Но теперь печаль пронзила меня при мысли о том, что я проведу все эти столетия в одиночестве, а другая половинка моей души где-то постоянно будет страдать. Думать, что где-то там есть фейри, который якобы был другой половиной меня, казалось немыслимым – невозможным. Как вообще другая половина меня могла существовать вне моего тела?