Что такое интеллектуальная история?

После издания «Истоков…» Скиннер опубликовал новаторское исследование о Макиавелли[110]. Но была и еще одна тема, которой он уделил пристальное внимание по окончании работы над «Истоками…». Речь идет о политической философии Томаса Гоббса. Книга Скиннера «Разум и риторика в философии Гоббса» («Reason and Rhetoric in the Philosophy of Hobbes», 1996), помимо всего прочего, стала иллюстрацией кембриджского метода: ее первые пять глав посвящены исчерпывающей реконструкции той риторической традиции, к которой Гоббс получил возможность приобщиться, когда получал образование в тюдоровской Англии. Как отмечает Скиннер, Гоббс избегал тропов классической риторики в своих ранних трудах «Элементы закона» и «О гражданине» («De Cive»), поскольку усматривал одно из проявлений общей испорченности, которую философ связывал с чрезмерным влиянием Аристотеля. Эти труды Гоббс писал с расчетом на то, что прозрачный и научно обоснованный набор политических аксиом одержит верх над лукавством доказательств и обтекаемостью формулировок – излюбленными приемами ораторов, для которых главным было умение с равной убедительностью преподнести слушателям одно и то же утверждение как истинное или ложное, в зависимости от ситуации. Впрочем, после того как в Англии началась гражданская война, Гоббс пришел к неутешительному выводу, что риторика – необходимая часть политики. Именно этим объясняется изменение его позиции в промежутке между созданием трактатов «О гражданине» (1642) и «Левиафан» (1651), в котором он прибегает ко всем риторическим ухищрениям, дабы лучше убедить своего читателя. Гоббсу обычно приписывают идею о том, что единственной движущей силой в обществе является своекорыстный интерес. И, как показывает Скиннер, Гоббс признавал, что любые доказательства должны быть убедительно сформулированы в соответствии с канонами классической риторики и апеллировать тем самым к иррациональному и эгоистическому началам. Иными словами, он признавал краткосрочный характер современной ему политики и стремился использовать риторику таким образом, чтобы подтолкнуть политических деятелей к принятию решений, соответствующих их подлинным долгосрочным интересам.

В то же время Скиннера все сильнее волновали упреки в том, что он разорвал связь между историей политической мысли и политической философией. Разумеется, его обвиняли в требовании, чтобы каждый философ стал историком, поскольку, по его мнению, исследователи могут задаваться не любыми вопросами по поводу того или иного текста, а лишь теми, что исходят из знания идеологического контекста. В «Свободе до либерализма» («Liberty before Liberalism», 1998) и в ряде статей, посвященных истокам и сущности современных идей о свободе, Скиннер делает попытки опровергнуть обвинение в любви к идеологическим древностям[111]. В частности, он утверждает, что необходимо реабилитировать и вернуть в обращение забытые или по тем или иным причинам отвергнутые политические идеи, актуальные для прежних эпох. Именно в этом теперь заключается задача интеллектуальной истории. В свою очередь, такой постановкой задачи самым непосредственным образом подчеркивалась польза этой дисциплины и для тех, кто интересуется настоящим, и для тех, кого занимает прошлое. Скиннер приводит пример из 1640-х гг. Он выделяет две антагонистические концепции политической свободы, существовавшие в то время. Историческая наука раннего Нового времени по большей части сводилась к полемике между сторонниками «римских» представлений о свободе, называвшими идеальными гражданами тех, кто занимается законотворчеством и живет в соответствии с некоей системой нравственных принципов, и сторонниками «готической» теории, согласно которой свобода проистекает из собственности на землю, права на которую защищены законом. В готическом варианте подданный не принимает законов, но старается жить не нарушая их и при этом лишь самым минимальным образом взаимодействует с государством. В XVII в. главным адептом этой точки зрения был Гоббс. Неоримская партия, к которой принадлежали писатель Марчмонт Нидхэм, поэт и чиновник Джон Мильтон, солдат и сельский джентльмен Джеймс Харрингтон, политик Алджернон Сидней и писатель-сатирик Генри Невилл, пыталась одолеть Гоббса. Обе группы высмеивали «монархоборческий» лагерь Генри Паркера, английского адвоката и защитника парламентаризма, утверждавшего, что суверенный народ делегирует свою свободу тем, кто им правит[112].