Что такое интеллектуальная история?

В своих «Истоках…» Скиннер излагает иной сюжет в пику концепции Покока, делая особый акцент на отличии греческого политического наследия от римского. В частности, Скиннер указывает, что Покок переоценивает значение «Политики» Аристотеля как источника ренессансных представлений о том, что означала для граждан жизнь в качестве равноправных суверенных субъектов в республике с верховенством законов. По мнению Скиннера, в истории становления гражданского гуманизма более серьезную роль сыграл Цицерон, превозносивший гражданские добродетели и республиканское гражданство, возможные при свободном правительстве. Напротив, с точки зрения Покока, Цицерон – это в большей мере моральный философ, ставивший во главу угла правосудие, наслаждение благами человеческого общества и их справедливое распределение. Для Цицерона цель философии заключалась в том, чтобы дать определение абсолютно нравственной жизни и законов, которые могли бы защитить ее. Для реализации этого идеала не обязательно жить в свободной республике. Макиавелли более важен для гражданского гуманизма, поскольку его интересовало virtù, или гражданская доблесть – свойство, подразумевавшее личную независимость и участие в общественных делах. Эти силы защищают государство и обеспечивают его выживание перед лицом внутренней порчи и внешних угроз. Своеобразная точка зрения Макиавелли предопределила республиканскую мысль и практику в малых государствах Европы, пережив второе рождение, будучи адаптированной к условиям больших европейских монархий и их колониальных империй. О реакции Покока на критику со стороны Скиннера дают хорошее представление «Послесловие» к «Моменту Макиавелли» и «Первый упадок и гибель», третий том его великой серии «Варварство и религия», в котором разбираются первые четырнадцать глав первого тома «Истории упадка и гибели Римской империи» Гиббона (1776–1788), посвященной краху античной цивилизации[108]. В этой серии книг Покок рассказывает историю интеллектуальных странствий Гиббона начиная от его пребывания в Швейцарии, куда он удалился изгнанником в молодости, и критики «Энциклопедии» до развития у него интереса к истории, возраставшего по мере знакомства с «просвещенческой трактовкой» исторических процессов в западном обществе, изложенной в произведениях Джанноне, Вольтера, Юма, Робертсона, Фергюсона и Адама Смита. Покока интересует не только то, что Гиббон написал, но и то, что он мог бы написать. Соответственно, он подчеркивает, насколько Гиббона не понимают те, кто объявляет его представителем классической гуманистической риторики. Сам Покок изображает Гиббона как историка «Афро-Евразии», занимавшегося не только греко-латинским миром, но и теми регионами, которые могут быть названы китайским и арабо-иранским. Покок объясняет, почему необходимо изучать священную историю, эрудицию, патристику, христологию и экклезиологию, если мы хотим понять мир Гиббона. Он утверждает, что Гиббон писал «Упадок и гибель…», не имея намерения ниспровергнуть веру в христианское откровение. Скорее работа Гиббона являлась реакцией на то, что на современном жаргоне можно назвать глобальным культурным наследием: этот тезис стал очевиден в 2015 г. после выхода шестого, последнего тома «Варварства и религии».