Что такое интеллектуальная история?

Скиннер и Покок сходились в понимании того, сколь значимой вехой в истории раннего Нового времени стало формирование представления о гармоническом состоянии человечества в итальянских городах-республиках в XIII в.: жизнь в независимой республике превозносилась как естественная для человека форма существования, а гражданская активность, как защита этого состояния, объявлялась наивысшей ценностью в светской сфере. Однако это был едва ли не единственный пункт, в котором между Скиннером и Пококом не было разногласий. От них можно было бы ожидать единства в вопросе о сути истории политических идей, но на деле вышло совершенно противоположное. Использование более или менее единой методологии привело скорее к разделению, чем к сплочению, а также к появлению множества новых исследовательских сюжетов – отчасти из-за признания важности так называемых малых фигур в истории мысли. Ни Покок, ни Скиннер никогда не предполагали достичь единомыслия в своих интеллектуальных поисках. И все же масштабу их разногласий можно только удивляться. Критики видели в этих разногласиях доказательство того, что «кембриджский метод» явно не ведет к более глубокому пониманию прошлого. И задавались вопросом: станет ли единственным итогом трудов Кембриджской школы ярко выраженная любовь к древности.

Покок в своей работе об аристотелевском импульсе – стремлении жить жизнью гражданина свободного города – описал зарождение такой философии как гражданский гуманизм во враждовавших между собой коммунах ренессансной Италии. Мелким политиям, процветавшим в Центральной и Южной Европе с XI в., приходилось отстаивать свою независимость, на которую покушались то князья-грабители, римские папы и властители Священной Римской империи. При этом они еще и воевали друг с другом. Итогом стали бесконечные умозрительные рассуждения о том, каким образом города-государства способны сохранить свободу. Именно крайняя озабоченность Макиавелли этим вопросом дала толчок для его появления в публичном поле в качестве политического мыслителя и деятеля. Однако в более узком смысле эта проблематика предопределила ход его размышлений об основании и формировании республики, а также о том моменте, когда существование республики оказывается под угрозой. Возникновение республики всегда ассоциируется с кризисом, что порождает споры об источниках и возможностях политической власти, которые, по мнению Покока, во многом предопределили содержание интеллектуальной жизни в раннее Новое время[106].

Покок рассказывает историю рассуждений Макиавелли о продолжительности жизни республики и о ее естественной кончине. Расширяя хронологические и географические рамки сюжета, он описывает, как Джеймс Харрингтон в XVII в. подошел к истории Рима с позиций Макиавелли, позволивших ему сделать вывод, что практика владения оружием и неотчуждаемая собственность на землю являются предпосылками свободы и проявления гражданских добродетелей. Далее Покок рассматривает дискуссии, развернувшиеся вокруг этой точки зрения в XVIII в., в контексте совершенно иных представлений о свободе и независимости, сопутствовавших окончанию религиозных войн и становлению крупных европейских коммерческих монархий, конкурировавших между собой. Сохранение новых форм государственности требовало создания регулярной армии и публичного кредита; их необходимость в обществах, организованных по принципу разделения труда, обосновывалась по аналогии с современными формами вежливости, наряду с потреблением и финансовой независимостью, которые превозносились такими авторами, как Даниэль Дефо. «Неохаррингтонианцы», как называет их Покок, – например, шотландский писатель и политик Эндрю Флетчер – проповедовали античные добродетели, находящиеся под защитой народной милиции и землевладельческой элиты, чья заинтересованность в сохранении государства гарантировала ее политическую мудрость и умеренный характер принимаемых ею законов. Неохаррингтонианцы презирали современную цивилизованность, полагая, что она влечет за собой утрату мужественности, приводит к испорченности, сопровождавшей возникновение партий и профессиональных политиков, и имеет следствием резкий рост чувства неуверенности как в гражданском обществе, так и среди политиков, выражавшейся в опоре государства на суждения биржевых маклеров.