Что такое интеллектуальная история?

В более поздних текстах Уайт более четко обозначил свою позицию о возможностях историографии свидетельствовать о подлинности прошлого. Мы можем исследовать обстоятельства прошлого, но достоверные факты оказываются наименее важным или наименее практическим из того, что должен делать хороший историк[237]. Моральные уроки и отказ от встроенного в дисциплину консервативного реализма историков, с его точки зрения, гораздо важнее, чем, пусть и разумная, апелляция к фактам. Более того, Уайт указывал, что даже писатель или художница, создающие произведение о Холокосте или о Первой мировой войне, не просто воображают и представляют прошлое с помощью литературного языка (фикции), но и обращаются к тому самому событию как референту[238]. Вместо отказа от ссылки на подлинные события, как порой случается у постмодернистов, Уайт скорее показывал, что история и литература образуют единый континуум, а зона их смешения важнее двух крайних полюсов. Вопреки Уайту и Олейникову, мы считаем важным допустить свободу историка не быть в плену у политических валентностей своих штудий на любом из трех условных уровней анализа и сохранять научную автономию суждений через полемику, которая не сводится к указанию на одобряемые или не одобряемые нами политические предпочтения оппонента.

Как кажется, дисциплинирующее воздействие фактов языка и событий на историческое воображение и моральные чувства историков – чрезвычайно важное для всех нас обстоятельство. Языковой реализм утверждает речь как первичную социальную материю, по которой можно строить и проверять наши предположения. Мы способны выдвигать осмысленные гипотезы на уровне отдельных фактов, на уровне сообществ, воображаемых и создаваемых людьми с помощью языка, а также на уровне макронарративов и хронотопа истории в целом. Признание неизбежной политической валентности историографического повествования на каждом из трех уровней не должно означать отказа от автономии научного поиска – от идеалистической установки на интеллектуальную честность в обсуждении наилучшей интерпретации языковых фактов. Без признания этой автономии наши дискуссии и аргументы о высказываниях других людей теряют исходный смысл.