— Шутки плохи с нашим директором, — выдавила из себя целительница. — Он ведь Квиринуса сюда не лично доставил, и не эльфы его принесли. Я в кабинете была, когда увидела свечение. Вхожу, а он уже лежит. Точнее, висит... И непонятно, что делать: то ли обследовать, то ли бежать, пока не поздно. Хорошо, что потом феникс появился.
— Меня бы позвали, — Северус взял у нее флакон и отмеривал в мензурку первую порцию зелья.
— Не хотела отвлекать, думала, что сама справлюсь.
— Поппи, вы не спите? А он что тут делает?! — в дверях стояла Трелони, круглыми от удивления глазами уставившись на лежащего.
— С вами заснешь, — Помфри аккуратно приняла почти полную мерную склянку. — Значит, давать каждый час? Сиби, проходи, я скоро освобожусь.
Пошатываясь, Сивилла двинулась мимо них к кабинету целительницы. От нее крепко несло спиртным. Снейп поморщился.
— Нечего рожу кривить! — огрызнулась прорицательница. — Ну выпила, да... Тоже мне, правильный нашелся.
— Иди, Северус, с ней я сама разберусь, — Помфри тихонько подтолкнула его к выходу, не давая вспыхнуть ссоре. — Спасибо за зелье. Да, чуть не забыла... Это выпало у него из кармана.
Она сунула ему в ладонь небольшой белый конверт и выставила в коридор.
Конверт не был запечатан. Под ближайшим светильником Снейп заглянул внутрь и вытащил обычную рождественскую открытку. «...очень тебя ждем, — мелкий кудрявый почерк дышал теплом и уютом прошлой жизни. — Девон замерз, так что уже можно кататься на коньках. Беспокоимся за тебя, сынок... Приезжай поскорей. Любящие тебя мама и папа.»
* * *
— Выпивку убирай, у меня не кабак, — строго предупредила Помфри, заметив, что Трелони поставила на стол початую бутылку хереса. — Выкладывай, чего по ночам бродишь.
— Тоска заела, — Сивилла с ногами забралась на диванчик, который Помона прозвала «исповедальней»: все женщины, приходившие поболтать по душам с опытной и много повидавшей колдоведьмой, устраивались именно на нем. Длинная шаль в блеклых разводах, юбка цвета, как сказала бы модница Септима, ноябрьского насморка... Сжавшаяся в диванном углу прорицательница напоминала ворох линялых тряпок.
— Давай чаю выпьем, — смягчившись, предложила Поппи. — Спать сегодня все равно не придется.
Сивилла неохотно убрала херес, придвинула поближе к себе исходящую душистым паром кружку, грея пальцы о ее глиняные бока.
— Единожды повезло с нормальным парнем, и то ненадолго... — она задумчиво смотрела в красновато-коричневый чайный омут. — Он ведь не жилец уже, да?
— Глупости! С чего ты взяла? — преувеличенно бодро возразила Помфри, тут же сама на себя разозлилась за это и потому раздраженно закончила: — Нечего его хоронить до срока! Небось, снова углядела что-то в своем шаре?
— Я там не будущее высматривала, а прошлое, — грустно улыбнулась прорицательница, не поднимая глаз. — Майский вечер... Синий такой, теплый. У Розмерты столики под ивами. Откуда-то забрели бродячие музыканты — трое мужчин и женщина. У нее голос — как ночной ветер... — она наконец взглянула на хозяйку кабинета. — Мы с ним тогда будто впервые друг друга увидели. Помню, я тогда с самого утра чувствовала: сегодня случится что-то хорошее...
***
...Сегодня случится что-то хорошее. Сивилла проснулась с этим ощущением, и оно не развеялось за день. Прорицательница не заглядывала в стеклянный шар, не раскладывала карты и не всматривалась в кофейную гущу: предчувствие не имело ничего общего с предвидением и не нуждалось ни в каких инструментах. Сивилла просто знала, что чудо неподалеку, и не доискивалась истоков своего знания.
С наступлением мая работы для профессора Трелони в Хогвартсе стало совсем мало. Прорицания в экзаменационную программу не входили, предмет популярностью не пользовался, а приближающиеся СОВы и ЖАБА вынудили даже самых убежденных сторонниц профессора отвлечься от толкования снов и вернуться к действительности.
Такое положение дел обычно огорчало Сивиллу, но в тот день ожидание счастья добавило света даже в пустой класс, полутемный из-за вечно задернутых штор на окнах. Она неожиданно для самой себя отвела в стороны плотную ткань, распахнула окно, впуская солнце и свежий воздух. Из высокой башни открывался простор безоблачного неба, где стремительными черными точками носились ласточки, виднелись дальние горы, все еще укрытые снегом, и зеленая долина, в которой лежал Хогсмид, отсюда совершенно игрушечный. Сивилла зажмурилась, чувствуя на веках тепло солнечных лучей, и поняла, что хорошее уже началось.
Вернувшись к себе, она первым делом решила переодеться. Ее любимые тяжелые шали и темные длинные шерстяные юбки показались невыносимо скучными. Сивилла бесцеремонно выбросила их из шкафа, докапываясь до легких и ярких вещей из шелка и батиста. Вытащила, расправила и надела, ежась от зимнего холода, которым за долгие месяцы успела пропитаться одежда.