– У него не было шансов, потому что у него была только я, а он родился таким крошечным. Я пыталась сохранить ему жизнь. Завернула его в полотенце, прижала к груди и держала, но он не издал ни одного звука. Я даже не видела, чтобы он дышал. Его кожа казалось прозрачной – сквозь нее был виден свет, а потом она потемнела, словно кровь, словно ржавчина. Я держала его, а он становился все холоднее. Он становился холоднее, несмотря на все, что я делала. Я взяла маникюрные ножницы и перерезала пуповину, я прижимала его к себе, чтобы согреть. Глазки у него все время были плотно закрыты. Он был не больше, чем…
Я развела руки, потом снова сжала пальцами кусочек кожи.
– Я пыталась его согреть, – повторила я.
Я посмотрела на Эйлсу. Она присела на дальний конец дивана.
– О, Верити, – выдохнула она, и выражение ее лица изменилось. Глаза наполнились слезами. – О, Верити, – повторила она. – Вы родили ребенка. Вы потеряли ребенка.
Потеряла. Потеряла. Именно за этот глагол я держалась. И теперь он иногда помогает.
– Он был таким крошечным. Я не дала ему ни одного шанса. Я не знала, что делать. Я знала, что мама вскоре захочет принять ванну, поэтому вымыла пол. Я использовала рулон туалетной бумаги и все полотенца, которые там были, чтобы оттереть кровь, но все время я прижимала его к груди. Я не хотела его отпускать. Он был таким легким, почти невесомым. Я плакала, истекала кровью и старалась не шуметь. Услышав, что она спускается, я отнесла его в свою комнату, запеленала в наволочку и положила на кровать, пока искала чистое полотенце для мамы. Пока она была в ванной, я запустила стиральную машину. И приготовила ужин, потому что мама хотела есть. А потом положила его в коробку из-под обуви, а коробку убрала в тот пластиковый ящик. Я заполнила его всякими мягкими вещами и плюшевыми мишками.
– О, Верити! – Эйлса подвинулась поближе, пока я говорила, и теперь сидела на диване передо мной. – На каком сроке родился ребенок? Сколько недель?
Я поняла, о чем она спрашивает. Можно ли было его спасти?
– На двадцать третьей, – ответила я. – Секс у нас был только один раз. Сосчитать несложно.
Тогда я увидела облегчение у нее на лице.
– Это не ваша вина. Он был слишком маленький. Он не смог бы выжить. О, Верити! И вы никому не сказали? Вы все сделали сами? – Ее глаза были полны сочувствия. – Вам следовало позвонить в скорую. У вас не возникло бы проблем. Они бы вам помогли. Они бы… знаете… – Она сжимала свои руки. – Они бы забрали тело.
– Я не хотела, чтобы они забирали тело.
– Самой не верится, что я напридумывала, – качала головой Эйлса. – Я думала, что вы в той комнате заперли Фейт или что-то в этом роде, а когда я увидела кости… что вы… Вы – друг Макса. Вы – моя подруга. Знаете, вы поразительная женщина. Вы такая умная, интересная и честная, а теперь еще и это. Я не знаю никого другого, кто бы смог… Я не знаю, как вы смогли жить дальше, словно ничего не случилось.
Словно ничего не случилось. Я не знала, как рассказать, каких усилий от меня потребовали предыдущие десять лет, как я собирала осколки своей жизни, пряталась в этом чертовом доме и не могла уехать.
– Я поставила его маленькую кроватку в комнате Фейт, потому что там он был в безопасности, – сообщила я. – Туда никто не заходил. Вначале я постоянно его навещала, но потом мне пришлось это прекратить.
Кое-что я не могла ей раскрыть. Лето выдалось жарким и сухим. Я делала все, что могла, использовала ароматические свечи и освежители воздуха, а потом заткнула ковер в щель между дверью и полом. Мама все твердила, что под половицами сдохла крыса. Я не знала, что делать. Но через некоторое время запах стал слабее, а потом вообще исчез. Но больше я туда не заходила. Я не пустила туда Фейт. Не заходила ни разу. Я бы этого не вынесла.
Я села на подлокотник дивана, хотя не знала, как Эйлса отнесется к такой близости, но она не отодвинулась. Ее руки трепетали в разделявшем нас пространстве. Мои лежали на коленях.
– И тогда вы и начали собирать вещи?
– Может быть. Да. То есть я хочу сказать, что всегда… Но да, все стало хуже.
– О себе вы не заботились?
Я посмотрела в потолок.
– Я не стою заботы.
– Фейт знает?
Я отрицательно покачала головой.
– Мне очень жаль, Верити, – сказала она и, кажется, эта фраза вобрала в себя и другие вещи, которые она не могла произнести вслух. – Я рада, что вы мне рассказали. Вам следовало поделиться со мной раньше. Если бы я знала про эту травму, мне было бы легче все понять, помочь вам.
Я встала с подлокотника и опустилась на колени перед Эйлсой.
– Я могу оставить его у себя? – спросила я надтреснутым голосом.
Глаза Эйлсы снова наполнились слезами.
– Я думаю, что нам следует кому-то сказать. Вам требуется помощь.
– Мне требуется помощь?
Она в задумчивости посмотрела на меня.
– Давайте я подумаю, как лучше поступить, – предложила она.
– Пожалуйста, только не рассказывайте Тому.
Она вздохнула.
– Не буду. Но, может, нам стоит связаться с вашей сестрой.
Я молчала. Какое-то время мы сидели в молчании. Я слегка покашливала.
Эйлса сделала глубокий вдох.