– Наш род, – поправила Катрин.
– Ты хочешь сказать, что наш род ведет свое начало от Любови Юрьевой? Так?
– Не только это.
– У Павла Первого было много детей. Поэтому я считала, что ты принадлежишь к одной из ветвей Романовых. Я даже не думала о внебрачных детях. Но, в сущности, какая разница?!
– Наши предки ведут свой род от незаконнорожденной дочери Павла Первого и Любови Юрьевой. Настоящая ли это фамилия Любови или Юрьевыми нарекли ее детей при крещении, я так и не смогла узнать. Но не это важно.
– А что важно?
– Важно, что девица Мусина-Юрьева, дочь Павла Первого, не умерла в детстве, как говорят исторические документы, а получила графский титул, землю, крестьян и…
Катрин не закончила фразу, потому что Рита потянулась к ней, обняла и поцеловала. Оттого сама же смутилась, а у ее французской мамы заблестели от радости глаза.
– Ты что-то путаешь, Катрин. В исторических документах говорится о том, что девочка Марфа умерла. Она родилась уже после смерти Павла, – возразила ей Рита, – я изучала материалы. Имя матери девочки, кстати, однозначно не установлено. То ли Любовь, то ли Мавра, то ли Дария…
– Марфа умерла. Но вторая дочь…
– Вторая? Если ты о сюжете из моего романа, то я все это придумала. Не было никакой второй.
– Была. И нательные крестики – один носишь ты, второй был у Алисы – передавались из поколения в поколение по женской линии. Считалось, что предназначены они для близнецов и должны быть возложены на них во время таинства Крещения. Эти крестики император Павел подарил матерям бастардов. Женщин было две. От этого и возникла историческая путаница. Матерью Марфы считают, по-видимому, не ту женщину. У одной из них родилась дочь Евдокия, которая вскорости умерла, у другой – нашей прапрапра… – две дочери. Мать Евдокии отдала крестик своей умершей дочери Любови. Почти двести лет спустя у Юрьевых вновь родились близнецы.
– Это невозможно. Это просто сказка. В которую тебе хочется верить.
– Это не сказка. У меня есть доказательство.
– Что у тебя есть?
– У меня есть письмо Любови Юрьевой Августу Коцебу. В котором она сама все рассказывает.
– Но я ничего не слышала о таком письме. Историкам оно неизвестно.
– Однако это не означает, что его не существует, – Катрин хитро усмехнулась.
– Не означает.
Рита задумалась.
– Допустим, это так. И где находится это письмо?
– У меня дома. В Ницце.
– У тебя? Но откуда оно у тебя?
– Откуда? От одного очень хорошего человека. С которым я была счастлива. За всю жизнь только однажды я была счастлива с мужчиной… Но это совсем другая история. И произошла она давно, сорок лет назад. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о ней. Так вот, совсем недавно, до того, как ты появилась на Корсике, мне принесли посылку. Из Москвы. Я догадалась, от кого. В ней было это письмо. Не знаю, как он нашел его. Он историк, видимо, копался в архивах… Да, звучит неправдоподобно. Я понимаю. Этот человек знал все о моей семье, моих предках. Наверное, он любил меня все эти годы. И, обнаружив где-то в архивных документах это письмо, решил сделать мне подарок. Драгоценный подарок.
– Это копия?
– Подлинник.
– Не может быть, – Рита не могла поверить.
– Ну почему же? – улыбнулась Катрин.
– И ты никому не сообщила об этом?
– Я сообщаю об этом тебе. Остальные меня не интересуют.
– Катрин, но ведь это достояние…
– Вот пусть это достояние останется в семье. В нашей семье.
Рита раздумывала над словами Катрин. Не верилось. Это правда или все же игра ее фантазии?
– Ты общалась с этим человеком все эти годы?
– Нет. Мы не виделись.
– Но как же так?
– Моя девочка… Что тебе сказать?.. Жизнь – сложная штука. Сейчас я понимаю, что это был лучший год в моей жизни. В личной жизни.
Катрин грустно улыбнулась. Помолчала. Видимо, собиралась с мыслями.
– Хочу объяснить, зачем я все это рассказываю. Возможно, тогда твои сомнения и грусть отпустят тебя. И… Ты должна думать о ребенке. Не печалься, Рита. Это судьба.
– Я не понимаю…
– В тот раз, двести лет назад, больная девочка, которую все считали умершей, выжила, а здоровая – умерла через три года. И у вас с Алисой была такая же ситуация. Алиса родилась здоровой, но Господь не дал ей много лет жизни. Тебя же врачи считали безнадежной, не способной жить без специальных аппаратов, но ты выздоровела и будешь жить долго: и за себя, и за нее. Как Алевтина жила за себя и за Марфу.
– Алевтина? Ее звали Алевтина?
– Да. Та Алевтина выжила, а наша Аля ушла.
– Ты специально придумала эту историю, чтобы взбодрить меня?
– Конечно же нет. Я покажу тебе это письмо. Да ты и сама много чего написала в своем романе. Угадала. Видимо, это озарение свыше. Или
И теперь Рита сидит у окна, наблюдает за снежными хлопьями и думает о том, что написала Любовь Юрьева Августу фон Коцебу двести лет назад. Неужели это правда? Неужели правда, что существует свидетельница убийства государя Павла Петровича? И свидетельница эта – возлюбленная Павла Первого и мать его ребенка, от которой пошел и род Катрин.