Что вдруг

Белеет на груди салфетка,
Пропахшая лавандой. Что ж,
Давно пора! Я бреюсь редко.
Так не угодно ли под нож?
О зеркало! О пруд овальный!
В тебя гляделось сколько глаз?
Чужой тебе и я, печальный,
Гляжусь и думаю сейчас:
Подставить, значит, горло бритве?
Руке довериться чужой?
В последней, может быть, молитве

Блаженной изойти слезой?
А если, свой теряя разум,
Загадочное существо —
Цирюльник незаметно, разом,
Так, ни с того и ни с сего,
Со мной покончит? Мне под пыткой
Мучительно чего-то жаль!..
Наточенной и острой ниткой
Слегка щекочет кожу сталь.
Руки лишь взмах неосторожный
(Иль предумышленный), и вот
Рисуется исход возможный,

Почти естественный исход.
И не с усладой ли жестокой
Цирюльник сжал лицо мое?
Вот бритву он занес высоко,
Направил к горлу острие…
Чувствительный к прикосновенью
Его шершавых грубых рук,
Лишь за его вертлявой тенью
Я наблюдаю не без мук.
Молниеносное движенье
Отточенного острия!

Ожог! Еще одно мгновенье…
Стального пламени струя
Змеей по коже пробежала.
Готовься! Будь настороже!
Укус ли ядовитый жала
Почувствовал? Уже! Уже!..
Царапина неощутима…
А он?.. Он – чародей и маг!
Но затянулась пантомима!
Свечений блеск, зарниц зигзаг…
Я опускаю взор от страха.
Кончает пытку жуткий мим!

Еще два-три последних взмаха…
Встаю я, цел и невредим.

(Талов М. Воспоминания. Стихи. Переводы / Сост. и комм. М.А. Таловой, Т.М. Таловой, А.Д. Чулковой. М; Париж, 2005. С. 131–132).

28.

Липкин С. «Угль, пылающий огнем» // Литературное обозрение. 1987. № 12. С. 99; Левинтон Г. Маргиналии к Мандельштаму // Осип Мандельштам. Поэтика и текстология. К 100-летию со дня рождения. Материалы межвузовской научной конференции 27–29 декабря 1991 г. М., 1991. С. 37.

29.

Ранее автор стихотворения «Довольно кукситься, бумаги в стол засунем…» был боком зацеплен в критической статье: «…барство Друзина, того же порядка, как «барство» Мандельштама в правильной (хотя и не новой) трактовке Берковского. <…> Но если Мандельштам любовался барски-крупнобуржуазной культурой с позиции среднебуржуазного интеллигента, то Друзин любуется интеллигентски-буржуазными «манерами» в литературе, презирая «мужиков», «фабричных» и плохо одетых разночинцев, как какой-нибудь «куафер Жозеф», претендующий на высокую «культурность»» (Горбачев Г. Полемика. Л.; М., 1931. С. 122).

«Франсуа», помимо всего прочего (например, тема Франсуа Вийона – ср.: Дутли Р. Еще раз о Франсуа Вийоне // «Сохрани мою речь…»: Мандельштамовский сб. № 2. М., 1993. С. 77–80), может быть, таким образом отсылает своим окончанием еще и к корню слова «буржуа», прошивающего этот выпад. Надо сказать, что нападки этого критика должны были попадать в сферу внимания Мандельштама в силу их многолетней постоянности. Еще ранее Г. Горбачев под своим обычным псевдонимом, заимствованным у горьковского героя, писал: «Чуждые пафоса современности писатели-попутчики или вообще отрицают идейность и пишут – как ковер плетут, без волнения от трагедии жизни, или переживают трагедии, побочные бытию. А как ни важна форма, писатель, не страдающий, не радующийся, не мыслящий об основных проблемах современности, ничего крупного дать не может. Он – импотент, и никакая техника не заменит живой страсти. Это хорошо знал Блок, – сам сильный именно трагизмом своих переживаний, совпадавших хотя бы частично с трагизмом актуальной современности. Этого никогда не понять никаким Мандельштамам» (Досекин Е. [Горбачев Г.] Литературное безвременье (статья дискуссионная) // Красная газета. Веч. вып. 1925. 19 мая).