Что вдруг

«Парикмахерские были разных разрядов. Где-нибудь на окраине, в маленьком, как купе, магазинчике, мастер, он же хозяин, сам кипятил воду, сам брил, сам подметал пол. Бритье – 5 копеек, стрижка – 10. В центре города парикмахерская занимала большую площадь: сплошные зеркала, лепные потолки, особые кожаные кресла, медные плевательницы – все это должно было своей пошлой роскошью поразить воображение клиента. Мастера в белейших халатах выражаются на утонченном диалекте: “осмелюсь разрешить себе предложить вам подогретый о-де-лаванд”; и при этом, оттопырив локти назад, принимают балетно-парикмахерские позы. Бритье здесь стоит 40 копеек или даже полтинник. Некоторые из заведений принадлежат артельному товариществу мастеров, и у них в зале висят надписи: “Мастера и участники в деле на чай не берут”. Но если вы в самом деле на чай не дадите, то швейцар подаст вам пальто с таким презрением, будто вы последний пария и презренный ренегат.

Вообще, здесь уважают солидных, постоянных клиентов, людей с положением. Такой посетитель бреется по большей части у одного и того же мастера. – “Что, Пьер (по паспорту Петр Иванович Сидоров, гатчинский мещанин), не занят?”; “Подайте прибор господина такого-то!” – потому что господин такой-то имеет в парикмахерской собственный прибор, который другим не подается. Между заведением «люкс» и базарным цирюльником, который бреет под открытым небом на складном стуле, – целая градация мастерских получше, похуже. Но все это, так сказать, «низшая сфера в парикмахерстве», как выразился бы Николай Васильевич Гоголь. Высший круг мастеров – это те, которые ездят обслуживать важных клиентов на дому. Некоторым платят не то что по трешке или по пятерке, а то и по целой десятке. А дамские куаферы вознаграждаются еще выше. Немудрено, что некоторые “Фигаро”, зарабатывающие не хуже модного врача, имеют даже собственные выезды. Это настоящие академики парикмахерского искусства. Никто не сумеет так точно выбрить бритвой на голове, точно на середине, узкую полоску в миллиметр шириной для безукоризненного английского пробора, закрасить в нужный тон седые волосы, подбрить кожу выше верхней губы для «американских» усиков или “сделать лицо на бал”. Дело в том, что в 1911-1914-х годах появилась декадентская мода на “утомленное лицо”. Человек со здоровым румянцем считался вульгарным, неутонченным, не искушенным приманками жизни. Наоборот, желтое утомленное лицо с темным кругами под глазами и как бы со следами порочной греховности считалось принадлежащим утонченной личности, ожившим персонажам Бодлера, Уайльда, Бердслея, Ропса и прочих властителей дум» (Григорьев М.А. Петербург 1910-х годов: Прогулки в прошлое. СПб., 2005, С. 204–205).

6.

Rajner, Mirjam. Chagall: The Artist and the Poet // Jewish Art. Vol. 21–22. 1996/96. P. 49–50. Локус парикмахерской был особо отмечен в биографическом пространстве Добужинского: «Мне нравился и громадный черный полосатый дом Мурузи <…>… Дом был замечателен для меня тем, что там была большая парикмахерская, где меня впервые остригли (раньше это делали домашним способом), и я попросил парикмахера: «Пожалуйста, сделайте мне такую же плешку, как у моего папы»– могу представить, как я умилил и развеселил отца» (Добужинский М.В. Воспоминания. Т.I. Нью-Йорк, 1976. С. 29). О соответствующем мотиве у М.В. Добужинского, а далее у В.В. Набокова, Е. Гуро, А. Чаянова, Д. Бурлюка, О. Розановой, И. Пуни см.: Букс Н. Locus poeticus: salon de coiffure в русской культуре начала XX века // Slavic Almanac. Vol. 10. № 1. 2004. P. 2–23.

7.

Харджиев Н. Статьи об авангарде в двух томах. Т. 1. М., 1997. С. 65. Ср.: «“Мужской парикмахер” (1907), как будто написанный каким-нибудь безграмотным заводским рабочим» (Анненков Ю. Художественные выставки // Русская мысль (Париж). 1969. 3 июля).

8.

Потемкин П. Смешная любовь. СПб., 1908. С. 36.

9.

Анненский И. Книги отражений / Изд. подготовили Н.Т. Ашимбаева, И.И. Подольская, А.В. Федоров. М., 1979. С. 379.

10.