Что вдруг

По памяти О. Дымов несколько неточно передает и судьбу пьесы (она была опубликована, хотя и не нравилась цензуре за показ «моральной несостоятельности носителя верховной власти» и за «речи кощунственного характера»⁴⁷, вызвав отклики печати, в том числе в главном органе символистов⁴⁸, и вообще, по мнению автора, познала «заметный успех»⁴⁹, и персонально у В.И. Ленина⁵⁰), и ее финал.

Во время предсмертного бритья жестокий король Крюэль (намеревающийся обвенчаться с собственной дочерью, ссылаясь на прецедент праведника Лота) говорит парикмахеру:

Где власть – там наслажденье преступленьем.
Я бог земной, не правда ль, Аристид?

После того, как Аристид «быстрым движением бритвы перерезывает горло королю» и голова последнего отваливается, следует заключительный монолог:

А, бог земной, а, властелин могучий!
Я бога бог, судьба судеб, я – власть
Над властью! О, минута упоенья!..
<…>
Минута упоенья! Я разрушил
Гордыню эту! Если б брадобреем
Я был у Господа на небе или
У Люцифера в преисподней, – то же
Я сделал бы, клянусь! Ведь ты учил,
Что наслажденья нету выше власти —
И я тебе поверил!

(Становится в гордую позу, наступив на грудь Крюэля, протягивает вперед руку, скрючив пальцы.)

Власть, о власть!⁵¹

В январе 1919 года, – когда Мандельштам, несколько манкируя своими обязанностями⁵² в атмосфере прекраснодушных словопрений, заданной руководителем отрасли, служил под началом Луначарского⁵³ в Наркомпросе в Москве, – пьеса была поставлена в Театре Драмы и Комедии. Роль поразившего «адским отблеском на выразительном, страждущем, умном лице»⁵⁴ короля (монологом своим понравившегося Ленину⁵⁵) исполнял Илларион Певцов⁵⁶, бритый затылок которого в роли белогвардейского полковника в киноленте «Чапаев» подсказал строки:

Лошадиная бритва английская
Адмиральские щеки скребла.

В стихотворении 1933 года сатирический укол связывает эпоху Ариосто с днями, когда писалось стихотворение о нем⁵⁷, феррарских меценатов XVI века – с хвастливым⁵⁸ и многоглаголивым⁵⁹, как парикмахеры (еще у Плутарха на вопрос парикмахера – как брить? – Архелай отвечает: «Молча»⁶⁰), народным экс-комиссаром просвещения (в то время уже политическим полумертвецом⁶¹). Цитата из французского нарушителя спокойствия оказывается жестом, предъявленным вельможному адресату, – в заключение тронутого Мандельштамом кощунственного сонета⁶² герой Артюра Рембо делает с небесами то же, что монологист «Исповеди хулигана» хотел сделать из окошка с луной⁶³ (напомню, что дебоширящего «Есенина в участке» Маяковский срифмовал с «Луначарским»⁶⁴):

За кружкою пивной жить начал сиднем я,
Подобно ангелу в руках у брадобрея;
Подчревье изогнув и трубкою дымя,
Смотрю на облачные паруса и реи.
Как экскременты голубятни, на меня
Мечты горящие нисходят, душу грея;
А сердце грустное, порой их прочь гоня,
Тогда на зоболонь походит уж скорее.
Так, кружек сорок выпив или тридцать пять
И все свои мечты пережевав и слопав,
Сосредотачиваюсь я, чтоб долг отдать;
И кроткий, словно бог, бог кедров и иссопов,
Я в небо писаю, – какая благодать! —
С соизволения больших гелиотропов⁶⁵

.

В сокращенном виде – НЛО. 2004. № 67. С. 127–136.

Комментарии

1.