Что за чертовщина

– Недавно у вас был телефонный разговор с моей коллегой Этель Галдинг по поводу закрытия помещения, в котором мы каждую неделю проводим заседания нашего клуба. Мне бы хотелось поточнее узнать, о чем вы вообще думаете и как такое, черт возьми, могло произойти?! Мы не получали ни официального письма, ни какого-либо уведомления. И у вас нет никакого права так шокировать престарелую женщину, выкладывая ей подобное по телефону! Вы прекрасно сознавали, что ваше сообщение подобно взрыву бомбы, и вы намеренно вывалили это на того, кто однозначно не мог бы вам дать отпор. Как смеете вы так поступать?! Как смеете так нагло разговаривать с такой пожилой женщиной? Как смеете так вот вышвыривать на улицу группу старушек, которым больше просто некуда пойти? По-вашему, такое годится? В нашем районе нет больше подходящих помещений, где мы могли бы собираться. То есть вы просто намеренно уничтожаете наш клуб. Вы имеете дело с живыми людьми, со стариками. Это подло и недостойно с вашей стороны, и вам должно быть стыдно так поступать. Так вот, мистер Кэнид, теперь вы будете иметь дело со мной, а я не такая легкая мишень, как та старушка. Я без борьбы не сдамся!

В эфире повисает долгая пауза, и я сама изумляюсь тому, что только что сказала. Я вдруг оказалась такой неистовой и красноречивой, и такой взрослой. Я чуть не физически ощущаю эти выбросы заряда и мощи по всему телу. Я уже тысячу лет так ни с кем не говорила. А может, и вообще никогда. Я знаю, что все привыкли меня воспринимать безвольным существом, тряпкой – но только не сейчас, не сегодня! Вот уж нет, сэр! Сегодня я встаю на защиту слабых и беспомощных. И я готова осадить этого негодяя! Я чувствую себя могучей и неистовой и способной действительно разрешить эту ситуацию к лучшему.

Между тем мой собеседник, прочистив горло, говорит ледяным голосом:

– Правильно: Кэнид.

Я чуть не взвизгиваю от ярости. Я готова размозжить трубку об пол! Готова молотить кулаками в стену!

Ого, как, оказывается, приятно ощущать в себе разбушевавшуюся дикую ярость! Почему мне никто доселе не говорил, как это офигенно!

– Мистер Кэндис, – со злобным сарказмом продолжаю я, и от этой сквозящей в моем голосе издевки он делается почти неузнаваемым, – я бы хотела, чтобы вы мне изложили, как могли бы мы с вами уладить сложившуюся ситуацию.

Он снова испускает вздох, в котором слышится полнейшее равнодушие. Я мысленно даже вижу, как он расслабляет этот большой, развалистый, отвратный галстук на своей большой, развалистой, отвратной туше.

– Боюсь, мисс Фокс, вы уже не в силах тут что-нибудь уладить. Вам просто следует принять это как свершившийся факт. Мне понятно все ваше страстное негодование, но в данном случае это совершенно неуместно. И если только вы не вознамеритесь выкупить это здание за собственные деньги – хотя здесь следует заметить, что оно не продается, – то к октябрю это строение будет закрыто и полностью снесено. Поскольку все это вас чрезвычайно, по-видимому, огорчает, то я приношу вам искреннейшие сожаления администрации за причиненные вам неудобства. И все-таки хотелось бы обратить ваше внимание, что на самом деле мы посылали вам множество писем и уведомлений. Сперва о наших предложениях по данному вопросу, потом о возможности апелляционного процесса, потом уже о принятии решения как такового. И все наши официальные письма остались без внимания и без ответа.

Постойте! Что?!

– Извините, – говорю я, внезапно потеряв твердую почву под ногами, – но вы совершенно точно никаких писем нам не присылали. Это неправда! Не было никаких писем! Я ничего подобного в глаза не видела! Куда вы отправляли эти вышеупомянутые письма?

Слышно, как на другом конце линии шуршат бумагами, снова тягостно вздыхают – что некогда ему, мол, заниматься моими глупыми бабскими задвигами.

– Так, все письма были отправлены на имя Франсин Фокс, – зачитывает он наконец. – Это единственный имеющийся у нас контакт. Полагаю, это ваша родственница?

Черт!

Я гляжу на Франни, которая с беспомощным видом сидит рядом со мной. Та сразу вопросительно расширяет глаза.

– Секундочку… – бормочу я в трубку и перевожу мерзавца в режим без звука. – Франни, ты в последние месяцы получала письма из городской администрации? – быстро спрашиваю я как можно более ровным голосом. – Насчет нашего здания? О том, что нас выселяют?

Франни насупливается.

– Ну, может, и получала, – пренебрежительно отвечает она. – Кто следит за этой бумажной дребеденью! Если письмо не подписано от руки – значит, в нем ничего не может быть для меня интересного, и я его просто выбрасываю.