Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода

На основе того же порочного круга рассуждений из аксиомы грамматичности следует, что те звуковые реакции человека — хмыканье, мэканье, визг, хихиканье, бормотанье, заиканье, вскрики, междометия, фигуры умолчания, бессмысленные слова, бульканье, агуканье, детский лепет, воркование любовников в постели и так далее, — которые не раскладываются на существительные, глаголы и паузы, не заслуживают внимания языковедов.

Но даже если оставить в стороне весь спектр «неграмматических» и «нелингвистических» издаваемых людьми звуков, грамматики реальных языков регулируют такую бездну разнообразных параметров, что смысл утверждения «общее для всех языков — это наличие грамматики» понять трудно. Неизбежно возникает другой вопрос: что общего у всех грамматик?

Трудно найти грамматическую категорию, которая имелась бы во всех человеческих языках. Многие языки, например русский и китайский, обходятся без артиклей, подобных английским a и the. Во многих языках нет категории рода (в устной финской речи нет различия между он, она и оно). Множество больших и малых языков не делают различий по числам (в китайском — опять же — нет специальных форм для двойственного и множественного числа). Довольно очевидно, что нет особой нужды в прилагательных — даже в английском, чтобы назвать что-то красным, можно воспользоваться словами tomato[166] и beetroot[167]; приставки позволяют различать большие и маленькие разновидности одних и тех же предметов (minibus[168] — по-английски, hypermarché[169] — по-французски) точно так же, как это делается с помощью суффиксов в итальянском (omaccione — крупный мужчина), в латыни (homunculus — маленький человек) и русском (домик — маленький дом). Аргентинский шутник Хорхе Луис Борхес выдумал язык без существительных, где все выражается с помощью глаголов и наречий. Чтобы сообщить, что на небе видна голубоватая луна, достаточно сказать «лунит голубовато». Вид по-настоящему грамматически оформлен лишь в некоторых языках (например, в русском), а время очевидно избыточно даже в тех языках, где оно есть. Предложение I go to Paris tomorrow[170] звучит по-английски совершенно правильно, точно так же, как по-французски — Napoléon entre dans Moscou en août 1812[171]. Поскольку указано реальное время (tomorrow и 1812), грамматический показатель времени становится ненужным. Лишь в некоторых языках есть эвиденциальность; в целом ряде языков нет предлогов, а во многих других нет агглютинации. В английском почти нет падежей (если не считать вариаций he-him, who-whom и аналогичных), а в китайском нет самого понятия падежа.

И так далее, и тому подобное. У английских смысловых глаголов нет наклонения (за него отвечают специальные слова, такие как may, should, ought), зато в албанском наклонение позволяет выразить всевозможные эмоции, включая восхищение. Гармония гласных — базовое свойство венгерского: вы говорите a moziba, если ходили в кино, и az étterembe, если в ресторан, потому что в первом случае звуки о и i требуют суффикса ba, а во втором звуки é и e нуждаются в суффиксе be. В преобладающем большинстве мировых языков ничего подобного нет.

Охота за общей для всех грамматик «универсальной грамматикой» идет уже давно, примерно с тем же успехом, что и поиск Священного Грааля{174}. Однако на некотором уровне ответ очевиден, потому что носит характер определения: все грамматики содержат правила объединения свободных элементов в допустимые предложения.

Проблема с этим определением тоже очевидна: в первую очередь предложение — грамматическое понятие. Является ли акт естественной речи предложением, с ходу неясно. Не только в стихах Малларме неясно, где ставить точку. Прислушайтесь к своим детям! Они никогда не заканчивают предложения как следует.

Верно, что на любом человеческом языке можно составлять предложения. Но так же верно, что в устной речи грамматически правильные предложения встречаются нечасто. Вот пишем мы обычно предложениями. И то не всегда.

Вторая большая проблема с аксиомой грамматичности — с той идеей, что язык языком делает грамматика, — состоит в том, что ни у одного живого языка пока что нет грамматики, которая описывала бы абсолютно все высказывания (включая предложения) носителей этого языка. «Грамматика английского» — как и любого другого языка — еще не завершена, и скорее всего вечно будет в процессе создания.

Пробелы такого масштаба в аэродинамике или в теории вероятности не позволили бы братьям Райт оторваться от земли, а Британской национальной лотерее заниматься благотворительностью.

Ахиллесову пяту грамматикоцентричной теории можно описать так: поскольку универсальная грамматика по-прежнему неуловима и ни для одного наречия не удалось пока построить исчерпывающей грамматики, каждый говорящий житель планеты знает нечто такое, чего не знает грамматика.