Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода

Дуглас Хофштадтер однажды спросил: «Как сказать по-арамейски jazzercise?[87]» Это было задумано как логическая задачка, а не вопрос о том, что сказали бы живущие в современном Иерусалиме немногочисленные носители арамейского, если бы пришли в спортзал и начали заниматься аэробикой под Дэйва Брубека. У жителей Древнего мира не было никаких оснований иметь слово для обозначения этого неведомого им занятия, а вот нынешним носителям арамейского или любого другого современного языка для создания слова jazzercise пришлось бы выбрать один из трех способов. Они могли бы включить его в свой язык, сделав какие-то формальные изменения, которые позволили бы ему нормально функционировать в составе предложений. Или могли бы взять два арамейских слова со значениями, близкими к синкопированная музыка и упражнения, и объединить их, имитируя английскую конструкцию. Наконец, можно было бы придать какому-нибудь арамейскому слову дополнительное значение: «упражнения под музыку». Это три пути, которыми новые вещи получают названия в принимающем языке: с помощью форенизации (первый способ), кальки (второй способ) или семантического расширения. Каждый из них изменяет принимающий язык на одну лексическую единицу с возможностью последующих изменений в употреблении и форме других слов. А вот культурная подстановка привела бы к замене jazzercise какой-то другой более или менее аналогичной деятельностью, известной носителям арамейского.

Именно это Ройл и сделал при переводе на малайский: он не изобретал нового слова для нового предмета (смоковницы), а использовал существующее слово (банан), чтобы сказать нечто иное. Это сработало только потому, что на Суматре нет смоковниц. Если бы объект, обозначаемый термином, существовал, как существуют музыкальные спортзалы в арамейском квартале Тель-Авива, то для перевода этого термина невозможно было бы использовать культурную подстановку.

Представьте себе, что сэр Уолтер Рэли дарит королеве Елизавете I удивительный корнеплод, который он привез из Нового Света, и просит Ее Величество наградить его за открытие… репы. Это не сработало бы, потому что это была не репа. Если у вас в руке картофелина, вы не можете назвать ее словом, которым называется нечто, что вы могли бы держать в другой руке. Культурная подстановка — это прием для наименования и перевода, применимый лишь к отсутствующим предметам. Нельзя просто расширить значение слова репа для обозначения других плодов. Аналогично, когда Ройл заменил слово смоковница словом писанг, он не расширил значение малайского слова. Не возникло внезапно новой категории растений, включающей одновременно и смоковницу и банановое «дерево». Такого рода культурная подстановка, по сути, означает: вам этого не понять, да мы и объяснять не будем. Вот вам взамен банан.

В переводах Библии на неевропейские языки подобные подстановки встречаются часто. «Белый как снег» в тексте Библии при переводе может превратиться в «белый, как перья какаду» в языках народов, никогда не видевших снега, или в «белый, как коробочка хлопка» в некоторых языках Южной Америки. В языке асмат, на котором говорят в болотистых районах индонезийской провинции Папуа, где все дома строят на сваях, притча о благоразумном человеке, построившем дом на камне, и о человеке безрассудном, построившем дом на песке, трансформируется в историю о благоразумном человеке, построившем дом на сваях из железного дерева, и о безрассудном, построившем дом на сваях из белого дерева (белое дерево быстро гниет, поэтому из него строят лишь временные охотничьи хижины){100}.

Найда рассказывает и о более значительных культурных подстановках, которые он обнаружил и одобрил. По его словам, во многих частях Африки ветки на дорогу перед вождем бросают в знак презрения, тогда как в евангелиях так отмечают триумфальное возвращение Иисуса в Иерусалим. Аналогичным образом пост во многих частях мира сочли бы скорее оскорблением Бога, нежели посвящением Богу{101}. Пересмотр евангельского повествования о Вербном[88] воскресенье и ветхозаветного — о роли поста абсолютно необходим, чтобы не вводить африканских читателей в заблуждение, но для этого нужно существенно изменить саму суть описываемого. Задача Найды состояла в том, чтобы помочь создать тексты, функционально эквивалентные Библии, рассматриваемой не как священный текст, а как хранилище священной истории.

Найда также поощрял привлечение носителей коренных языков в качестве полноправных партнеров, а по возможности и главных двигателей проектов по переводу Библии, поскольку тем, кто знает язык на уровне L2, трудно оценить допустимость культурной подстановки. Если важнее всего приемлемость, то носителям уровня L1 гораздо проще подобрать подходящий вариант. В этом отношении стоит полагаться именно на их интуицию.