Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода

И дело не ограничивается вокабуляром. Например, небольшие, но существенные изменения в оформлении диалога в шведской литературе явно восходят к переводам английских романов{107}. В современной английской художественной прозе то и дело встречаются такие конструкции:

1. «Don’t try,» she said with disdain[94].

2. «It doesn’t matter,» he said calmly[95].

3. «And now you must go to sleep,» he said in a tone that was friendly but authoritative[96].

4. «Get out,» said Frank abruptly[97].

Грамматика шведского не исключает возможности таких конструкций. Однако сопровождение глагола говорения, стоящего после прямой речи, обстоятельством (with disdain, calmly, abruptly) довольно необычно для шведской прозы. В представительном корпусе из 30 романов, написанных на шведском языке, эта конструкция встречается 64 раза, а в аналогичном корпусе того же размера из романов, переведенных с английского, она встречается 484 раза. Этот характерный для английского признак — одна из типичных подпорок диалогов в английских романах — перекочевал и в произведения, написанные на шведском, распространившись не на все художественные произведения, а в первую очередь на детективы. Это одно из тех мелких, но знаменательных языковых и стилевых сближений, которые часто критикуют как побочные эффекты глобализации. Но шведские детективы нанесли ответный удар. Пусть их диалоги и оформлены в английском стиле, зато крутая шведская криминальная проза от Хеннинга Манкелля и Стига Ларссона оккупировала списки мировых бестселлеров.

Американский юрист Престон Торберт горячо пропагандирует сближение другого рода. Работая на американские компании, ведущие бизнес в Китае, он имеет дело с сотнями контрактов, которые должны быть написаны на двух языках — английском и китайском — и сохранять свою законность и силу в двух юрисдикциях. Это крайне сложная задача, потому что юридические системы двух стран веками складывались порознь и многим терминам одной системы нет соответствия в другой{108}.

Одна из трудностей связана с тем, что в американском праве называется class presumption[98]. Например, если в контракте сказано, что какая-то его статья относится к «любому жилому дому, квартире, коттеджу или другому сооружению» на земельном участке, то согласно class presumption «другое сооружение» может быть только другим сооружением из той же категории, что и жилой дом, квартира и коттедж, то есть жилым строением. Это правило противоречит использованию тех же слов в неюридическом контексте, где под «другим сооружением» вполне может подразумеваться фабрика, космическая станция или беседка.

В китайском языке нет термина для class presumption, и самого понятия в китайской юриспруденции тоже нет. Если перевести английское условие без дополнительных ограничений, то китайские иероглифы, соответствующие словам «другое сооружение», будут распространяться не только на жилое строение, но и на фабрику или завод — то, что в американском юридическом языке исключается принципом class presumption. Можно, конечно, добавить иероглифы для передачи слов «иное аналогичное сооружение», «иное сооружение той же категории» или «иное жилое сооружение». Но, если дело дойдет до суда, ловкий адвокат сможет утверждать, что две версии контракта не были по-настоящему эквивалентны, поскольку в английском варианте отсутствуют слова, соответствующие добавленным иероглифам.

Для устранения проблемы Торберт предлагает составлять английский контракт так, чтобы его перевод на китайский не вызывал затруднений, то есть модифицировать оригинал ради облегчения перевода на целевой язык. Такие модификации прояснят и темные места американского юридического текста, что принесет пользу всем. Это настолько простое решение, что поневоле задумаешься, почему в американских контрактах не пишут всегда «жилой дом, квартира, коттедж или другое аналогичное сооружение». Торберт отвечает на этот вопрос так: потому что до сих пор юристы при составлении контрактов не обращались за помощью к китайскому языку. Китайский способен научить англоязычных юристов писать именно то, что они имеют в виду.

Очевидно, что такого рода переводное влияние ничтожно мало. Французский, английский, шведский и китайский от переводов особо не изменились — разве что чуть подровняли края. По крайней мере, до сих пор. А вот перевод евангелий на босави — язык, на котором говорят жители тропических лесов на плато Папуа, — привел к гораздо более серьезным последствиям{109}.