Что забыла Алиса

— Как-то вечером мы стояли на подъездной дорожке у Сары О’Брайан, ждали такси и я спросила, как тебе показалась Сара — еще красивее, чем всегда? А ты ответил: «Алиса, я никого не мог бы полюбить так, как люблю тебя», а я рассмеялась и ответила: «Вопрос был не в этом», но оказалось, что как раз в этом, потому что я чувствовала себя неуверенно, и именно так ты и сказал. Так ты сказал… Было холодно. На тебе был толстый шерстяной джемпер, ты потом его потерял в Катумбе. Не помнишь?

Она почувствовала, что в носу начало сильно щекотать.

Ник держал ладони прямо перед собой, как будто в испуге защищался от огня, вспыхнувшего прямо перед ним, и не находил ничего, чем можно было его потушить.

Алиса громко чихнула, извинилась и посмотрела в пол — так невыносимо было видеть его знакомое, но чужое лицо.

— Цвет у этой плитки просто превосходный. Где мы ее покупали? — спросила она.

— Не знаю. Это же было лет десять назад.

Она вновь взглянула на него. Он уронил руки, и глаза его широко раскрылись, как будто он что-то понял.

— Алиса, у тебя восстановилась память? Я только сейчас понял: раз тебя отпустили из больницы… Ты ведь не думаешь, что сейчас девяносто восьмой год?

— Я знаю, что сейчас две тысячи восьмой. Я верю. Просто я этого как-то… не ощущаю, что ли.

— Да, но ты помнишь последние десять лет? Ведь не поэтому же ты задаешь свои загадочные вопросы?

— Было у тебя что-то с той женщиной, которая жила напротив? С той, которая умерла? С Джиной?

— У меня? С Джиной? Шутишь?

— Ах… Ну хорошо.

— Ты не помнишь Джину?

— Нет. Помню, на похоронах у нее были воздушные шары.

— Алиса, но… — С этими словами он быстро наклонился, огляделся, нет ли кого в комнате, и, понизив голос, спросил: — Но детей-то ты ведь помнишь?

Алиса выдержала его взгляд и покачала головой.

— Совсем?

— Точно помню, как была беременна Орехом. Ну то есть… Мадисон.

— Так почему же ты не осталась в больнице? — Ник хлопнул ладонями по коленям.

Все жесты стали у него совсем новые — взрослые, досадливые.

— А с кем-нибудь, кроме Джины, у тебя что-нибудь было?

— Что? Конечно же нет.

— А у меня?

— Мне ничего такого не известно. Давай вернемся к тому, с чего начали.

— Так что же, никто никому не изменял?

— Да нет же! Для этого у нас не было ни времени, ни сил. По крайней мере, моя совесть чиста. Может, у тебя были какие-то шуры-муры между твоими любимыми занятиями по аэробике и визитами к косметологу. Считай, тебе крупно повезло.

Алиса подумала о том, как поцеловала Доминика, и спросила:

— А сейчас у тебя кто-нибудь есть? Или нет, не говори. Я не перенесу, если у тебя кто-то есть. Не говори! — Она закрыла ладонями уши, потом убрала их и спросила: — Так есть?

— Ты, наверное, и правда сильно ударилась головой…

Ненадолго ей показалось, что перед ней стоит прежний Ник. Он смешно качал головой, изображая недоверие, как тогда, когда застал ее рыдавшей из-за рекламы маргарина с утятами, или когда она скакала на одной ноге и ругалась, потому что больно ударилась о стиральную машину, или когда стояла на коленях, вышвыривая из холодильника все подряд в поисках завалившейся куда-то плитки шоколада.

Но это выражение быстро слетело, как будто ему вспомнилось что-то очень неприятное.

— Если верить Оливии, у тебя есть друг. Отец Джаспера. Директор школы, ни больше ни меньше. Его ты хоть помнишь?

— Не помню, но вчера мы виделись. — Ее лицо потеплело.

— Прекрасно, — раздраженно бросил Ник. — Что ж, человек хороший. По-моему, я помню его еще по школе. Высокий, тщедушный такой. Я очень рад, что у тебя все так превосходно складывается. Вопрос вот в чем: как ты себя сегодня чувствуешь? С детьми справишься? Или пусть лучше они вернутся пока ко мне?

— Если мы не изменяли друг другу, то почему же не вместе? Что такое страшное нас развело?

Ник шумно вздохнул и огляделся с крайне удивленным видом, точно ожидая подсказки от столь же удивленной аудитории.

— Да уж… Тяжелый случай. Не могу понять, почему тебя выписали из больницы.

— Мне сделали компьютерную томографию. Физически у меня все в порядке. И потом, я вроде бы сказала им, что память вернулась.

— Хорошенькое дело! — Ник возвел глаза к потолку. Это был еще один новый жест, очень помпезный. — Это же надо додуматься — врать врачам. Прекрасно, Алиса!

— За что ты так обижаешь меня?

— Нам что, по пять лет? Я и не думаю тебя обижать.

— Нет, обижаешь. И даже говоришь совсем по-другому. Один сарказм, сплошные клише, и все… так заурядно!

— Благодарю. Премного благодарен! Клише, заурядно… Да, почему наш брак приказал долго жить — это большая загадка.

Он с видом триумфатора оглядел воображаемую аудиторию, как будто хотел сказать: «Смотрите, вот с чем приходится мириться!»

— Прости, — сказала Алиса. — Я не хотела…

Она не договорила, потому что припоминала, как это — порвать с человеком. Разговоры все больше запутывались. Надо быть вежливой и не сбиваться. Критиковать нельзя — на это не было прав.

— Ах, Ник, — беспомощно произнесла Алиса.

Она переживала все донельзя знакомые признаки разрыва отношений. Дурнота. Ощущение чего-то огромного и тяжелого прямо в груди. Противное слезливое чувство.