К моему изумлению, едва заслышав мою скроенную из лоскутов молитву, жестокие, безжалостные существа разъярились так, словно я облил их кипящим маслом. Они закричали: «Бога нет!.. Тебя никто не слышит! Вот сейчас ты у нас получишь!» Они страшно ругались и богохульствовали, кажется, это было хуже всего, что можно придумать на Земле. И в то же время они отступали…
Впервые мне удалось причинить им боль в ответ, и я стал молиться упорней. И чем больше я бормотал все, что только приходило в голову, где упоминался Бог, – например: «Слава, слава, аллилуйя! Его истина торжествует!» – тем дальше они отступали.
Существа отступили. Говард был в отчаянии. Он лежал в полном одиночестве, почти разорванный на части и в то же время невероятно живой в этом страшном месте.
Теперь у меня была вечность – неизмеримое количество времени, чтобы подумать над своим положением. …Я не привык думать в религиозных или теологических терминах, поэтому мог назвать то, где очутился, только так: канализация. …Я жил грязно, и меня спустили в унитаз, я попал в канализацию. …И я осознал самое страшное: те, кто меня встретил, – это мои родственные души. Я не знаю, был ли я знаком с кем-то из них до этого момента, но они были моими братьями и сестрами по духу. Они отказались от Бога, они жили для себя и всю жизнь хотели управлять другими и властвовать над ними. Это вело их, это было их мотивом… для этого они жили.
Всю жизнь я возводил памятник своему Эго. Моя семья, мои скульптуры, мои картины… Я лишился всего этого. Оно больше ничего не значило. Я был недалек от того, чтобы стать таким же, как мои мучители, – навсегда.
Говард лежал во тьме, одинокий, и чувствовал, как безнадежность охватывает его. Но вдруг в памяти всплыли слова песни, которую он слышал в детстве. Он вспомнил только три слова: «Бог любит меня» – и мелодию, но они зажгли крохотную искорку надежды.
Внезапно оказалось, что это все, что у меня есть. Только это. Это все, что я мог наскрести в себе. И я подумал: «Что Богу до меня? Даже если Он есть, разве Ему не все равно? Наверное, Он меня ненавидит. Мне так жаль». Я подумал: «Довольно! С меня хватит! У меня больше ничего нет». …Я закричал в темноту: «Боже, спаси меня!» Я никогда в жизни ничего так сильно не хотел.
И я увидел свет. Крохотная точка света. Она становилась все ярче и вот оказалась возле меня. И я увидел: из невероятно прекрасного света ко мне протянулись руки… такой яркий, ярче солнца… Ко мне протянулись руки, и они коснулись меня, и я увидел, что со мной сделали. Я был изувечен. В свете раны начали затягиваться, и я вновь был здоров.
Но гораздо важнее физического исцеления оказалась любовь. Любовь, для описания которой нет слов. Я могу только сказать, что, если взять всю любовь, которую я испытал в жизни, и сжать ее в единый миг, и тогда она не сравнится с силой любви, которую я тогда ощутил. Эта любовь с того мгновения стала основанием моей жизни.
Руки коснулись меня и исцелили меня, а потом подняли меня легко, без усилий. Он нежно поднял меня и крепко прижал к груди. И так мы и встали: я обнимал Его, Он обнимал меня. И я рыдал как младенец. Я плакал, заливался слезами и слюнями, уткнувшись в Него лицом. А Он начал гладить меня по спине, как отец – ребенка. И я знал. Я не знаю, как я это знал, но знал – что Он очень сильно меня любит, вот такого, какой я есть. Он пришел на мой зов, чтобы меня спасти. Я рыдал и рыдал. …Радость бурлила во мне.
Он понес меня вверх, прямо вверх. Я хотел посмотреть, куда мы направляемся, и я понял, что мы движемся очень быстро, вокруг мелькал свет… существа, сотканные из света, проносились мимо. И только благодаря Его свету – Его славе – я вообще был способен разглядеть, что мы движемся. Скорость была огромной, и вдалеке был невероятный источник света. Мир света за порогом восприятия… больше, чем галактики. …И когда я посмотрел на сердце света, я понял… что это дом Бога. Это Небеса.
Видения ада
Говард рассказал, что Господь показал ему обзор его жизни и при этом присутствовали несколько ангелов. Об этом мы поговорим подробнее в следующих главах. Говард чудом вернулся к жизни, через несколько лет оставил должность профессора в университете и декана кафедры искусств и стал священнослужителем. Что побудило профессора-атеиста оставить должность и работу, которая была смыслом его жизни? Может быть, это и удалось бы списать на то, что люди иногда совершают очень странные поступки, – но это не единственная такая история.
В 1970-е годы, когда рассказы об ОСП появлялись все чаще, было очень мало свидетельств о видениях ада. Моуди даже заявил: «Никто не описывает ни мультяшные Небеса с золотыми вратами и серебряными улицами, ни огненный ад, полный чертей с вилами. В большинстве случаев мы не можем говорить о том, что в жизни после смерти существует схема наград и наказаний». Но Моуди поторопился с выводом.