Что значит мыслить? Арабо-латинский ответ

3. По мнению Авиценны, душа не становится тем, что она воспринимает, если это нечто иное, нежели она сама; среди прочего, это означает, что она не становится тем, что мыслит. Важно, хотя этому обычно не уделяют внимания, что обоснование этого опровержения выходит за рамки психологии и обнаруживается на территории физики. Если разумная субстанция не становится — в формальном смысле — своим объектом, всеми внешними вещами, а затем и всем миром, то потому, что в целом, в плане бытия и движения одно никогда не становится другим. Природа, конечно, изменчива, ничто в ней не стоит на месте, существа меняют свою форму, исчезают, появляются, но, строго говоря, совокупность всего, что имеет место, не может пониматься (во всяком случае, в полной мере) как становление.

Примером может послужить всё что угодно: вода, воздух, минерал, живое существо. Если вещь «становится» чем-то другим, что это может значить? — спрашивает Авиценна в своей «Книге о душе» (входящей в состав его труда «Исцеление»). Либо имеется в виду, что вещь покинула свою форму, лишилась ее и приняла другую, но в таком случае мы имеем дело не со становлением, а с возникновением нового: была одна вещь, потом ее не стало, она исчезла, и возникла в результате полной реконфигурации другая вещь. Либо же имеется в виду, что первая вещь сохраняется, но тогда, если новой вещи не появилось, значит не было становления (поскольку невозможно стать несуществующим), а если она появилась, то становления тоже не было, ведь первая вещь продолжает существовать и сохраняет отличие своей идентичности. Так или иначе, утверждать, что одна вещь становится другой, бессмысленно.

Выходит, если можно признать, что мыслить — значит изменяться, то это нужно правильно выразить. Либо меняются свойства мыслящей души, и тогда мы имеем дело лишь с акцидентным порождением: душа не становится другой вещью, по существу она остается той же, но начинает существовать иным способом, то есть изменяется ее состояние, ḥâl. Либо само ее существо претерпевает переворот, вплоть до уничтожения, и тогда речь уже идет о субстанциальном порождении: душа не стала другой вещью, но другая вещь возникла в результате ее разрушения.

4. Идея о том, что психическое становление можно приравнять к возникновению, головокружительна. Она предполагает, что душа не становится своим объектом, но, воспринимая его, погибает, и из ее исчезновения возникает новое существо. Если мысль, всякая мысль, есть субстанциальное порождение, это значит, что индивид, мысля, непрерывно себя утрачивает, чтобы возродиться другим, переродиться в нечто иное. Иными словами, всякая мысль оказывается гибелью и новым рождением уже другой в результате встреч с реальным. Мыслить в таком случае значило бы не свершаться, не продолжать себя, а меняться, уничтожаться и тут же возрождаться другим, без перерыва, без сохранения некоего субстрата, обеспечивающего непрерывность природы. Ментальная жизнь представляла бы тогда собой череду случайных, мимолетных идентичностей, не имеющих сущностного полюса, нескончаемую галерею отпечатков — следов вещей, объединенных лишь именем своего носителя.

Для Авиценны это немыслимое допущение. Те, для кого душа тождественна ее объектам, априори отвергают возможность интеллектуальной изменчивости. Если душа есть ее объект, если она тождественна своему объекту целиком и полностью, это полное тождество уничтожает ее восприимчивость, возможность того, что субстрат, каковым она является, останется открытым для новых аффекций, отличных от той, которая конституирует душу в данный момент. В таком случае душа с первой же своей мысли вся без остатка застывала бы в актуальности. В своем трактате «О разуме» аль-Фараби удачно сравнивает деятельность разума с формовкой в воске, который полностью охватывает материю по всей длине, ширине и глубине, однако именно эту схему полного погружения следует отвергнуть. Иначе первая мысль была бы и последней, не имела бы никакого горизонта перед собой. Едва родившаяся мысль полностью насыщала бы разум. При всей своей очевидной силе она была бы удушающей, изнуряющей, несла бы в себе истощение, подобное тому, о котором говорят применительно к рудной жиле.

5. Примечательно, как аль-Газали, немало критиковавший Авиценну, переносит эти его рассуждения в теологию. В своей книге о божественных Именах он повторяет от своего лица слова Пророка, требующие от каждого принятия в себя свойств Бога (Takhallaqû bi-akhlâq allâh). Человек, жаждущий быть блаженным, должен в каком-то смысле обрести божественные качества. Среди прочих неверных прочтений этой формулы важно подчеркнуть: она не означает, что человек в прямом смысле становится Им, сливается воедино с Ним, что атрибуты Бога становятся атрибутами человека в результате «союза» этих двоих, ittiḥâd (ключевое понятие арабской философии, используемое для обозначения связи, которая устанавливается в мысли между разумом и объектом).