Получается, что, участвуя в акте отмщения, она сама по неведению усложнила себе задачу. После происшествия в холле будет сложно наладить отношения с маркизом и его матерью. Над этим стоило как следует подумать.
За размышлениями прошло два дня. Она по-прежнему оставалась в доме маркиза, но и только…
Тень больше не проявлял себя. К вдовствующей маркизе было не подступиться из-за какой-то дурацкой статуи на которую чуть ли не плащи вешали. Маркиз почти не показывался гостям на глаза. Выдумывать предлоги, чтобы задержаться в поместье, становилось все сложнее. В сердце красавицы поселилась досада. А это такое навязчивое чувство, зуд от которого можно снять, только совершив какие-нибудь дурости, чаще всего вредные… но если хорошенько подумать… и постараться…
На ум сразу пришло несколько заманчивых идей.
Восторг Луки, раз пять уже пересказавшего сестре разговор с маркизом, убивал Виолу. Брат не понимал, отчего сестрица такая мрачная. Это ему впору было грустить: удивительная крыса пропала с концами. Должно быть, удрала из особняка, сверкая лапками. Неблагодарная! Даже волшебная сеть ЭТОГО не помогла. Все остальное, но мнению Луки, обстояло прекрасней некуда.
Виола знала, что все с точностью до наоборот. Ее вина и беда, что признаться брату в своих странных чувствах к опекуну, в отношении к поместью, ко всей сумасшедшей ситуации, в которой они очутились, девушка не могла даже под страхом смерти.
Любое упоминание о маркизе заставляло ее сердце пускаться вскачь. Виола чувствовала себя новорожденным жеребенком, отбившимся от табуна и заплутавшим в вечернем тумане. Рядом не было ни одного опытного человека, который мог бы раскрыть ей глаза и одним словом назвать то чувство, которое рождало целую гамму душевных метаний: от охватившей девушку неуверенности, через мгновение сменявшейся безумной надеждой, заканчивающейся, в свою очередь, падением в пропасть мрачных предчувствий, до полного разочарования в себе и в других… вернее, в другом…
Маркиз как чувствовал, что подопечной больно его видеть, и лишний раз не показывался на глаза. А ведь она, позабыв гордость, искала с ним встречи.
Все напрасно.
Ей ни разу не удалось застать его одного.
Лорд Каларон много разъезжал.
По мере того как бывшие невесты поодиночке покидали «Олений бор», в поместье все чаще появлялись незнакомые люди. В основном мужчины.
Лука как-то увязался за одним из них, но быстро потерял из виду, а потом долго рассказывал, как сложно оказалось уследить за гостем. И это было странно, так как особняк и окрестности Лука изучил как свои пять пальцев.
Вдовствующая маркиза подчеркнуто игнорировала близнецов. Похоже, она так до конца и не поверила, что в повреждении статуи не было их вины. Виоле и самой очень нравилась мраморная дева. Она напоминала о доме, о покойном отце, о море…
Чтобы разобраться в своих чувствах, Виола стала часто прятаться на чердаке конюшни. Для этого была еще одна причина: так она могла хоть на короткое время оказаться ближе к опекуну. Девушка слышала, как он разговаривает со своим вороным, когда возвращается из поездок. В такие минуты голос Андэра, становился невероятно теплым и добрым. Он так забавно подшучивал над Свободолюбивым, что у притаившейся наверху девушки таяло сердце. Виола завидовала вороному до боли в прокушенной губе. Но ни разу так и не рискнула показаться маркизу на глаза.
Как ни горько было признать это, но зеленоглазый лорд-мошенник избегал ее.
Сидя в одиночестве на тонком слое соломы, вдыхая запах трав и лошадей, Виола неизменно, сама не замечая этого, извлекала заветный кожаный мешочек и читала наговор, чтобы через мгновение сжать в ладони волшебную жемчужину. Только подарок матери на какое-то время мог утешить ее истерзанную душу. Касаясь прохладной и чуть шероховатой поверхности драгоценного дара моря, Виола словно погружалась в удивительное спокойствие, которое моряки называют «глазом бури» — безопасное и безветренное место, окруженное со всех сторон ревущей и бушующей стихией.
Маркиз Каларон не был так спокоен, как хотел показать окружающим. Даже присутствие Аргана раздражало его, старавшегося скрыть от друга, в каком душевном смятении он находится последние дни.
И когда только маленькая серебристая лисичка с чудными глазами успела пробраться в его сердце? Подобралась ближе, очаровала и выпотрошила душу, вытащив на свет то, что он все эти годы с успехом скрывал ото всех, в том числе от себя, — ту пустоту, которую он так удачно прятал за различными масками, надетыми по собственной воле или же по долгу службы.