– Я просто все
Я говорила, а доктор Хэм кивал. Он не раз видел подобное.
– Очень знакомо – типичное или классическое состояние. Но я воздержусь от такого определения, потому что не знаю, хотите ли вы…
– Именно! Вот почему я никак не могу признать свое состояние. Я прочла массу книг, где говорится, что с людьми с комплексным ПТСР трудно общаться. Действительно очень непросто. Я превратилась в неоптимального человека. До диагноза я знала, что со мной что‑то не так, но не считала себя неисправимой.
– Значит, диагноз помог вам понять, почему вы ведете себя подобным образом, но в то же время заставил думать, что исправить ничего нельзя?
– Я поняла, что мне нужно изменить, осознала негативные паттерны своего поведения. Но исправлять нужно слишком многое – это меня угнетает. Мне кажется, что я даже разговаривать с друзьями не имею права – столько во мне дурного. Я всегда боялась быть нелюбимой. А теперь я нашла массу научных доказательств этого состояния. И, думаю, это главное, что мне нужно, – провести рефрейминг этого страха.
Доктор Хэм изумленно улыбнулся.
– Это
– Месяц назад я общалась с тетушкой и очень этим горжусь, – начала я.
Месяц назад мы с Джоуи ездили к моим родственникам в Сингапур и Малайзию – это был предсвадебный медовый месяц. Однажды мы проезжали мимо почты. Тетушка вручила Джоуи пакет и попросила его пойти на почту и отправить посылку. Как только он вышел из машины, она повернулась ко мне:
– Детка, ты должна знать: сколь бы милы ни были его родители, это не
А дальше началась длинная лекция о том, что я должна простить отца, потому что мы все должны прощать свою
Джоуи отсутствовал десять минут, но к моменту его возвращения я уже горько рыдала, закрыв лицо руками.
– Ты их даже не знаешь! – выкрикивала я.
– Что случилось? – рявкнул Джоуи, переводя взгляд с меня на тетушку. Никто не обратил на него внимания.
Тетушка цыкнула зубом и сказала:
– Надо же, ты до сих пор злишься на своего отца? Когда прошло столько времени? Тебе нужно осознать свою боль и использовать ее, чтобы стать лучше и сильнее.
– Думаю, Стефани уже это сделала. Она изо всех сил старается стать сильнее, – подал голос Джоуи, потому что я рыдала слишком горько, чтобы ответить.
– Хорошо, хорошо, – пробормотала тетушка. – Айя, ну хорошо, детка, хорошо, прости меня. Перестань плакать. Поедем поедим риса с курицей.
До начала работы с травмой слова тетушки напрочь испортили бы мне день, сказала я доку. Я бы плакала целый час, потом дулась на всех, а потом ругала бы себя за то, что порчу настроение окружающим. Я была бы на взводе все это время. Но вместо этого я начала считать цвета, глядя из окошка машины, принялась следить за дыханием и успокоилась. Через несколько минут я пришла в себя, стала шутить и веселиться.
– Понимаю… Это нормально… – скептически покачал головой доктор Хэм.
И вот в этот момент начались странности.
– Скажите мне, интересно ли это вам, – предложил доктор. – Конечно, упражнения на заземление для начала неплохи, но этого недостаточно. Если вы просто будете пропускать все мимо ушей, то справитесь с регуляцией, но не с воссоединением. Я бы хотел, чтобы вы задумались, почему тетушка сказала именно это. И разобрались, почему это вас так уязвило.
Любой другой специалист похлопал бы меня по плечу и похвалил за достигнутый прогресс. Но доктор Хэм подверг мои достижения сомнению. Это меня обескуражило и, честно говоря, расстроило.
– Я знаю, почему это меня так уязвило, – нетерпеливо ответила я.
– И почему же?
Тетушка проецировала на меня свои страхи – китайские свекрови ее поколения были просто кошмарными существами, но с моей‑то будущей свекровью она не знакомилась, а та – прекрасный человек. Я перечислила все мои ссоры с тетушкой – она даже родителей моих защищала. Но доктор Хэм продолжал настаивать:
– И что? В чем проблема?
В конце концов, я рявкнула:
– Проблема в том, что я всю жизнь мечтала о семье! Я всегда хотела, чтобы меня любили всей душой. И, войдя в эту семью, я это почувствовала. А тетушка заявила, что я этого не получила. Что им нельзя доверять – никому нельзя доверять. Понимаете, как ловко она использовала мой голод.