Чтоб услыхал хоть один человек

Саэки-кун и Сакасита-кун аккуратно посещают университет, не пропуская ни одного дня. У Сакаситы-куна нос красный, наверное, потому, что он каждый день ест имбирь. Правда, это утверждает Нарусэ, а его словам особенно доверять нельзя.

Нарусэ жил на втором этаже некоего дома, принадлежащего Хонго Кикудзаке, прозвище которого Химэро, но с этого месяца переезжает к родным. В сентябре я одолжил часы Сано, а тот не возвращает, я очень огорчён.

То же случилось и с Кумэ. Он одолжил Сано денег, чтобы заплатить за учёбу, а тот не возвращает. Кумэ тоже огорчён. Он сейчас пишет роман, в котором главная героиня акробатка.

По настоятельной просьбе Сангу-сана[140] снова ходил на заседание кружка Куроянаги-сана[141]. Там читали Шоу. Кубо Кэн, Кубо Кан, Ямамия-сан единодушно заявили, что не любят Шоу. Думаю, потому, что он для них слишком сложен и они его просто не понимают. Куроянаги нарисовал даже схему. (Я её опускаю.) (…)

Есть кое-что ещё, но письмо и так уж слишком длинное, поэтому я заканчиваю.

Хотелось бы узнать твоё мнение о художественной выставке. «Три облика улицы» хороши, правда? Да и остальные не столь плохи, как о них говорят.

Профессор Мацумото сказал, что работы Хиронари открывают новую эру в японской живописи. Не знаю.

ПИСЬМО АСАНО МИТИДЗО

10 декабря 1913 года, Синдзюку

Экзамены приближаются, и ты, конечно, очень занят. У меня тоже скоро Xmas examination[142] и дел невпроворот. Когда я учился в первом колледже, то, пока не сдал всех экзаменов, мне всегда бывало не по себе. К экзаменам после первого семестра я готовился изо всех сил, занимался, помнится, часов по двенадцать. Но зато получил по немецкому сто баллов – такого не бывало со мной ни до этого, ни после этого. Так что нужно заниматься как следует.

Из третьей средней школы пришёл журнал. Я залпом прочёл его от начала до конца. Всё написанное ***-куном не привлекло моего внимания. Столь же мало интересными показались мне вещи ***-куна и ***-куна. Лишь «Красавицу Инокасиру» третьеклассника Ититаро Утино я прочёл трижды. Если говорить о мастерстве, с которым написан его рассказ, то в этом он, пожалуй, уступает четверокласснику Кикуо Ямаде. Правда, рассказ Утино-куна несколько наивен, но остальные вообще писать не умеют. В противовес их глубоким рассуждениям на мелком месте, в противовес их блеклым, невыразительным краскам и инфантильным ощущениям меня даже радует наивность рассказа Утино-куна. (…)

1914

ПИСЬМО ОНО ЯЭДЗАБУРО[143]

12 января 1914 года, Синдзюку

Четвёртого уехал, шестого вернулся.

Целых три дня провалялся в загородном доме Ямамото в Кугэнуме.

Ямамото уже давно рассказывал мне о своём загородном доме. Каждое лето туда наезжают родственники – бывает человек двадцать. Однажды приезжали на недельку Намэ-тян и Хирацука. Его слов было достаточно, чтобы я понял, как там шумно и неинтересно, поэтому, какой бы классической стариной ни веяло от самого названия Кугэнума, какими бы красотами ни было богато это очаровательное морское побережье, мне, дикарю, думал я, будет не под силу провести в этом загородном доме целых полмесяца.

Однако наступили каникулы, и я стал без конца встречаться с множеством людей. Иногда в моей крохотной рабочей комнатке набивалось по три-четыре человека. Тогда-то я и решил сбежать из города. Во-первых, я уже давно не покидал Токио, во-вторых, не хотелось, чтобы посещения товарищей мешали работе, которую я должен был сделать во время каникул.

Вначале я подумал, не поехать ли мне в Мисаку, но начались ветреные дни и пришлось отказаться от этой идеи. Меня укачивает даже в гамаке. Тогда я позвонил Ямамото и спросил, не свободен ли его загородный дом, он сказал, что свободен. Вот я туда и отправился. Ямамото как хозяин поехал вместе со мной. Поживу в Кугэнуме денька два-три, решил я, а потом попутешествую по полуострову Миура.

Сойдя с поезда в Фукудзаве, мы пересели в электричку, и не успел я оглянуться, как прибыли в Кугэнуму. Я думал, что между Кугэнумой и Фукудзавой примерно такое же расстояние, как между Токио и Йокогамой, и поэтому, когда мы выходили из электрички, я забеспокоился и спросил Ямамото: «Рано мы сходим, может, ты ошибся?»

Мы вышли на платформу, представлявшую собой утрамбованный песок. Спустились вниз и оказались на дороге, тоже песчаной. По обеим сторонам тихой вечерней дороги, пока хватал глаз, тянулись ряды сосен, освещённых сумеречным светом, – увидев это, я испытал чувство, будто попал на летний курорт, хотя была зима. Над соснами высились пологие горы. Над ними простиралось по-зимнему ясное опаловое небо. Идя по песчаной дороге, мы всё время поднимали голову и смотрели на горы. Это были горы Хаконэ.

Загородный дом большой, укрытый в сосновом лесу. Может быть, потому, что в нём никто не жил, когда мы открыли дверь, нам он показался мрачным, будто в нём поселились привидения.