Читаем Чудесатости из Подкроватии. Ужасно смешная книга для задорной гребли лапками по жизни полностью

– Хи-хи-хи, это не шляпка, это волосы у меня так свалялись. – Шляпа захихикала кокетливо в ладошку, стараясь не сдувать малюсенького, который грозно таращил глаза, но продолжал молчать.

– Непередаваемая красота, мадам!

– Ой, спасибо. Вы еще милее, чем на фотографиях и в интервью, – окончательно раскраснелась Шляпа и так засопела от чувств-с, что малюсенькому пришлось грызануть ее за коленку, чтобы вернуть в реальность.

– Чем могу помочь, мадам? – Шерсторыг источал обаяние на километр вокруг себя и старался не смотреть на блестящую поверхность стола, чтобы не начать целовать свое отражение.

– У нас крайне деликатная проблема, только вы можете нам помочь!

– Я весь внимание, мадам. Погодите, я только приму меры предосторожности. – И Шерсторыг быстро примотал парик скотчем к голове, чтобы не отвлекаться на всякие мелочи.

– Дело в том, что мы ожидаем прибавления семейства…

– Браво, браво, какие прекрасные новости, мадам! – Шерсторыг изобразил крайнюю степень восторга. – Выглядите прекрасно. А на каком вы месяце?

– Дело в том, что в нашем виде малышей вынашивает самец. – И Шляпа нежно-пренежно погладила малюсенького по макушке, на что тот еще сильнее выпучил глаза и снова укусил ее за коленку.

– И на каком же ваш супруг месяце?

– На тридцать восьмом. Сначала он хотел разродиться двадцать лет назад, мы в полночь стали вызывать нашего семейного доктора, а он такой старенький, что почти ничего слышит. Мы и пентаграммы рисовали, и в портал ему орали: «Старый ты хрен, вылезай!» – еле-еле вызвали его. А он послушал пузо моему супругу и говорит: «Вы бы меньше гнилой редиски ели, а то от газов может и пополам разорвать. В моей практике были такие случаи». И действительно, два века тому назад одного беременного, как воздушный шарик, разорвало, одни лоскуточки и остались. Представляете? Просто: «БУМ!» – и нет его.

Шерсторыг не успел набрать воздуха, чтобы хоть что-то ответить, как Шляпа снова заговорила под дребезжание мебели в кабинете. «Только бы люстра беременному папашке на башку не свалилась», – подумал Шерсторыг, незаметно поглядывая на ходивший ходуном потолок.

– Потом он хотел разродиться десять лет назад, но мы поругались и он передумал. У него, знаете, сложный характер, но я все равно люблю его.

– И я очень вас понимаю, мадам! Ведь он так… так… – Шерсторыг пытался подобрать слова для комплимента и обычно это давалось ему легко, но когда на тебя сердито смотрит кто-то крохотный и беременный, это сделать не так-то и просто. На счастье Шерсторыга, Шляпа была как говорливый весенний поток:

– О, спасибо, спасибо! У нас уже есть тринадцать прекрасных деток, все они живут в отдельных костюмчиках. И этому малышу мы бы хотели заранее подобрать идеальный уголок на вырост.

– Правильно ли я понимаю, что вы хотите взрослую особь?

– Да, именно. Мы ожидаем девочку, а девочки у нас в роду идут в меня. Такие, знаете ли, крупненькие, – снова захихикала Шляпа, крепко держа малюсенького за плечики. – Поэтому мы хотим, чтоб вы подобрали нам просторный домик. И чтоб она была покладистая.

– А что вы имеете в виду под словом «покладистая»?

– Нам бы хотелось, чтоб характер у особи был флегматичный, без взбрыкиваний и прочих неожиданностей. А то недавно сына наших знакомых прямо на улице выблевали. Так неловко получилось.

– Да что вы говорите! – учтиво изумился Шерсторыг.

– И чтоб не сильно страшная была, – неожиданно подал голос малюсенький. У него оказался весьма приятный баритон.

– Да, и чтобы не курила.

– Посмотрим, что я смогу для вас сделать. – Шерсторыг залез в огромную папку и стал перебирать варианты. На самом деле все данные хранились у него в компьютере, но пухлые папки смотрелись гораздо внушительнее. Ими можно хлопать так, чтобы повсюду летела пыль, и заставлять клиентов чихать. Класс? Класс.

Как известно, сначала нужно подсунуть что-нибудь похуже и постепенно извести клиента, умотать его до радужных кругов перед глазами, чтоб в окончательный вариант он вцепился, как пантера в задницу дрессировщику, и отдал вам все свои денежки с радостью. Так вот надо вести бизнесы, запоминайте.

– Вот ве-ли-ко-леп-ный вариант! – Шерсторыг включил свой самый приятный продающий голос и показал Шляпе фото улыбающейся старушки.

– Эммм…

– Не курит. Вы хотели, чтоб особь была взрослой и не курила? Вот. Берите, не пожалеете.

– Я доверяю вашему опыту, но хотелось бы более гладкий фасад. – Тут Шляпа предусмотрительно прижала мужа к груди и расхохоталась собственной шутке, да так, что распахнулись окна и двери, а у секретарши туфли слетели и вонзились шпильками в стену приемной, едва не прибив кого-то в очереди.

– Все-таки присмотритесь. Это очень правильный вариант для растущего потомства. Повышенная степень безопасности и комфорта, выходит из дома только три раза в неделю в магазин за свежими булочками, скорость передвижения – как у улитки, вашего малыша не растрясет.

– Да, но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее