Читаем Чудесатости из Подкроватии. Ужасно смешная книга для задорной гребли лапками по жизни полностью

Один тощий новобранец стоял в странном вязаном свитере в облипочку. Ну как в свитере. Это больше походило на герметичный комбинезон, рукава переходили в варежки, а в районе паха свитер разделялся надвое и плавно обтекал ноги вместе со ступнями. А еще свитер был весь зеленый, а правый рукав почему-то огненно-оранжевый.

– Это что за мода? – Новобранцы окружили вязаного и стали пялится.

– Понимаете, я когда волнуюсь, я всегда грызу ногти. Поэтому мне бабушка хотела надеть варежки, чтоб я во время теста руки до локтей не сгрыз, – охотно объяснял вязаный.

– А на ногах свитер зачем? Ты что такой гибучий, что и на ногах могешь грызть?

– Нет. На ногах я ногти не грызу, они мне по вкусу не нравятся. У меня от нервов мерзнут ножки, и бабушка хотела связать мне носочки. Сначала она хотела скотчем варежки и носочки ко мне примотать, чтоб я их не снимал, а потом плюнула и просто обвязала меня по контуру.

– А почему рука оранжевая?

– У бабушки пряжа кончилась. Она распустила свои любимые панталоны, и вот.

– Што ты там рассказываешь?! Рассказывай громче, я отсюда ничего не слышу! – Тут в форточку просунулась башка старушки. На башке у старушки была гулечка, из гулечки торчали вязальные спицы.

– Бабушка! Ты же сказала, дома меня ждать будешь! – сказал вязаный, даже не поворачиваясь к окну.

– А я что, не дома? – почти искренне изумилась старушка.

– Нет. Ты не дома.

– Ой, прости, внучек. Видимо, задумалась и не заметила, как выскочила из дома. Ухожу, ухожу. – И шустрая старушка сделала вид, что удаляется от окна.

Громко потопала, а потом на цыпочках вернулась обратно и снова прилипла к стеклу.

– Бабуль, – сказал вязаный.

– Что надо? Меня нет, – придушенным голосом ответила ангельская бабка.

– Не надо было так топать, тут триста шестьдесят первый этаж.

– А как надо было?

– Надо было крыльями хлопать.

– Ну прости, прости.

– Слышь. А в туалет как пойдешь в этой хреновине? – спросил вязаного из-под потолка огромный юный ангел.

Он был таким высоким, что стоял набекрень, прижавшись верхним ухом к штукатурке. Иначе не помещался.

– А я не пойду, я терпеть буду, – пробормотал вязаный.

– А ну отвали от него, дылда с крыльями! – постучала кулачком в окошко старушка.

– Задерните, пожалуйста, кто-нибудь шторы, – попросил вязаный.

– Я тихо буду, не надо! – тут же испарилась любительница вязания. Только синеватое облачко повисло за окном.

Тут рупор на стенке стал кашлять и сморкаться, а потом заговорил гнусавым голосом:

– ХХтьппу-у-уйй… ххке-е-е-ххке-е-е… внимание, распродажа протухшей небесной амброзии проходит на двести одиннадцатом… ххтьпу-уй, не то объявление! Внимание! Тест на ангела-хранителя начнется через пять минут.

Юные ангелы притихли, тот, что жрал на потолке семечки, от неожиданности свалился на пол и стал ползти в сторону выхода. Все молча смотрели, как «попугайчик» движется не в ту сторону, потому что выход находился справа. А слева была кладовочка со швабрами. «Попугайчик» вполз в кладовочку и плотно закупорился там.

– А вот я совсем не волнуюсь, – раздалось сверху.

Врать, когда ты самый большой, всегда легко и приятно.

– Чо вы тогда ваще сюда приперлись? Тоже мне хранители! Шли бы вы сразу домой.

– Ну-с, начнем! – В помещение впорхнул симпатичный ангел в золотых очках. – Как вас много в этом столетии. Стойте, кого-то не хватает.

Ангелы молча ткнули в сторону кладовочки.

– Ладно. – Очкарик хитро прищурился и скомандовал: – Достаньте его оттуда. Это будет ваш первый тест.

Ангелы ломанулись к кладовочке и стали стучать в дверцу:

– Миленький, выходи!

– А ну вылазь, кому говорят!

– Вылазь, я тебе еще семок дам!

– Так, ну-ка, отойдите, – сказал огромный и рывком снял дверь с петель. – Готово! – самодовольно сказал он очкастому.

– Не готово, дорогой мой. Он до сих пор внутри. А я сказал: «Достаньте его оттуда», – хихикнул экзаменатор.

Огромный уже протянул лапищу, чтоб сграбастать «попугайчика», но тут вязаный негромко сказал: «Там крыса!»

И все взвизгнули.

Взвизгнули новобранцы, взвизгнул очкастый, взвизгнул «попугайчик» и прыгнул обратно на потолок. Взвизгнула даже старушка за окном, но больше от восторга. Ей жуть как нравились такие испытули.

– По результатам первого теста отсеялась большая часть группы. Всем спасибо и до свидания, кроме тебя. И тебя.

Очкарик указал на вязаного и дылду.

– Держите. – Экзаменатор положил перед ними рулон прозрачных тонких пакетиков. Такие обычно лежат в овощных магазинах. – Открывайте. Кто дольше продержится, того и возьмем на обучение.

Дылда стал плевать на пальцы. Он тут же с ног до головы захаркал очкастого, но пакетам было хоть бы хны. Они просто рвались в клочья.

Через пару минут дылда побагровел и вспотел.

Вязаный же, напротив, очень ловко брал варежками пакетики, немножко теребил края и открывал один за другим.

– Раз, два, три, четыре, пять, – бубнил он себе под нос.

Еще через минуту верзила разорался и выпрыгнул в окно, весь в пакетной пене.

– Жду вас в следующем столетии! – крикнул ему вслед экзаменатор, протирая заплеванные очки.

Потом он обратился к вязаному:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее