Чудесатости из Подкроватии. Ужасно смешная книга для задорной гребли лапками по жизни

Раздались сердитые шаги, чье-то извиняющееся бормотание, потом дверь в туалет пнули и лучик исчез.

Но в этом мире ничто никуда не уходит бесследно, тем более если это прекрасное. Лучик света перекочевал внутрь унитазного монстра и пока тот плыл домой, напевая:

– Ба-ба-а-а-а-фа. Трям-фа-а-а-фа-а-а-а, – в груди у монстра становилось все горячее и горячее, все приятнее и приятнее. Будто теплый пирожок лежал на сердце. Правда, вам лучше не знать, с чем бабуля пекла пирожки для унитазного монстра, опустим эту тему, ладно? – Джаз. Джжжжжа-азззззз.

Подумать только, какое смешное маленькое слово, а как от него хорошо. Даже снова захотелось жить. Тем более в таком прекрасном-прекрасном месте, как канализация. Сколько тут чудес, сколько веселья! Какие потешные морды у пираний, мурен и крокодилов. Как щекочут язык туалетные ершики! И все джаз, джжжа-азззз, фа-фа-фа.

С тех пор унитазный монстр грустил редко. Ему было некогда. Надо было сочинять свой первый альбом и думать, как попасть в кафе для джазменов. Говорят, они там все совершенно сумасшедшие, но такие талантливые и модные. Пьют кофе из крохотных чашечек и носят шляпы.

– Вот так! – Унитазный монстр лихо надвинул оранжевую крышку от детского горшка на одну бровь и стал изучать план городской канализации, чтобы увидеть и услышать тех, кто умеет бацать джаз.

Аттракцион

Кондукторша определенно чудила. Это была какая-то конДУРКторша.

Сначала она рисовала на пыльных окнах сердечки, потом стала качаться на автобусных держалках и строить глазки водителю. Пассажиры смотрели в телефоны и делали вид, что их тут нет. Жара, магнитные бури, вот и поехала крыша у автобусной жрицы. С кем не бывает. Да почти с каждым хоть раз в жизни такое случалось!

Потом кондукторша сплела из билетиков венок и положила на лысину старичку с возмущенными бровями. От неожиданности брови старичка полезли еще выше. Это был Петр Семеныч, в то утро он ехал на рынок орать на продавщицу творога.

За что? Ни за что.

Просто такое было хобби у Петра Семеныча, каждый день он выбирал себе нового продавца и шел возмущаться. А виноваты во всем были его брови, которые задавали тональность всему лицу да и характеру.

Брови Петра Семеныча родились на свет раньше него, напугав акушерку до икоты. Три дня потом бедная женщина просыпалась среди ночи и размашисто крестилась, нечаянно давая по лбу спящему мужу:

– Так и лезет что-то мохнатое! Так и лезет!

Потом допишу про Петра Семеныча и брови, не об этом щаз. Вернемся к кондукторше.

– Какой прекрасный день! Вы чувствуете в воздухе аромат любви? – спросила она Петра Семеныча.

От неожиданности у того одна из бровей залезла так высоко на макушку, что чуть не свалилась на затылок. Хорошо, что другая вовремя схватила сестру за шкирку. Это были очень дружные мохнушки.

Петр Семеныч чувствовал только мощный аромат селедки, который шел из авоськи пассажирки напротив. А аромата любви он не чувствовал. И даже не имел о нем ни малейшего представления.

Обладатель возмущенных бровей решил игнорить конДУРКторшу и даже стал таращиться в окно, но она нежно взяла его за мятые щетинистые щеки и заглянула в глаза:

– На меня смотреть! На счет три вы заметите, что пассажирка напротив вас не-ве-ро-ят-но привлекательна. Такой красивой женщины вы никогда не видели.

Петр Семеныч посмотрел на тетку с селедкой и впервые в жизни его брови сползли пониже.

– Чистый ангел, – сказал Петр Семеныч и неожиданно для самого себя в ту же секунду встал на одно колено. – Выходите за меня! Будем вместе орать на продавцов.

Селедошница хотела дать старичку авоськой по башке, но конДУРКторша стала скакать на одной ножке и делать руками загадочные пассы. Как если бы перед ней был невидимый сумоист и она изо всех сил пыталась размять соли в его сумоистких плечах.

От этих пассов селедошница расслабилась, заулыбалась и сказала:

– Боже мой! Я всю жизнь об этом мечтала.

Остальные пассажиры в молчаливом офигении смотрели на происходящее, а один из них на всякий случай косился на молоточек над аварийным выходом. Всякое случалось, но такое, конечно, было уже чересчур.

– Билетики, билетики продавай! – сказал водитель конДУРКторше по громкой связи.

– Ой, точно, – спохватилась та. – Тут так здорово, что я плохо владею собой.

– В первый раз всегда так, – снисходительно ответил ей водитель. – Я когда тут первый раз был, просто бегал по городу голый и орал от счастья.

Тут на стекло села муха, водитель мгновенно поймал ее своим фиолетовым длинным языком и зачавкал на весь автобус.

– Приятного аппетита! – сказала конДУРКторша.

– Спасибо.

На ближайшей остановке все пассажиры, не сговариваясь, выбежали из автобуса. Все, кроме Петра Семеныча и Селедошницы. Они целовались.

– Как мило! – КонДУРКторша схватилась за поручень и стала изображать на нем что-то вроде стриптиза.

– Кхе-кхе. – В автобус зашел новый пассажир.

Это был высокий хмурый старик в странной шляпе. На самом деле не было никакой шляпы, просто тонкий золотой ободок болтался вокруг головы. А еще на ободке мигали разные кнопочки, а из крохотного динамика слышалось:

– Первый, первый. Нужна подмога?