Чудесная страна Алисы

…в тот первый раз родственнички его орали, требовали и даже взятку предлагали. Хотели одного — «оставьте вы его у себя насовсем, бога ради», «а то мало ли чего». Случиться там могло много чего и без этого Воронова. Наследственность. Если в семье есть шизофреник — не приходится ждать, что все остальные будут абсолютно психически здоровы.

Сами Вороновы, однако, про себя так не думали. И отчаянно боролись за то, чтобы удалить бельмо с глаза. Орали, качали права, умоляли, ползали на коленях. На тактичное предложение провериться — грозились пойти в министерство.

Если бы все, кто грозился пойти жаловаться на нее в министерство, до него доходили, очередь бы выстроилась до дверей амбулатории.

— Ну, давайте поговорим. Что у вас на этот раз случилось? — мягко спросила Ольга Артуровна, опускаясь на стул, отделенный от пациента длинной толстой столешницей. Не потому, что у врачей было так уж много документации при себе. Чего уж там — пара листов оформления и, может, история болезни — если не забыли захватить. Иногда, впрочем, довольно толстая.

А потому, что частенько пациенты у них были тяжелые, а временами и буйные. Стул для пациентов был намертво прикручен к полу.

Воронов сел, устроившись на самом краю. Снова сунул под ляжки ладони и уставился в пол. Черное его облако нависло над ним.

— Да так, Ольга Артуровна, — он неопределенно повел плечами. — Жена вот. Приходила, — он тяжело вздохнул, непонятно на кого сетуя. — С топором за ней бегал, — снова будто бы покаянно вздохнул.

Острая фаза у него уже прошла — голоса он сейчас если и слышал, то сознавал, что доверяться им не стоит. Остался только резидуальный бред[2]. А потому Воронов уже вернулся в свое обычное вялое, апатичное состояние. Даже речь у него стала несколько невнятная, будто он жевал слова и не вполне владел собственными губами. Со стороны складывалось ощущение, что ему физически тяжело двигать языком.

— Голоса? — сочувственно поинтересовалась завотделением.

Воронов только тяжело утвердительно вздохнул:

— Голоса.

— Приказывали?

— Приказывали. — Он снова покаянно вздохнул. — Они велели. Ну, я и… делал.

— Ясно, — кивнула Ольга Артуровна, хотя ясного было мало. — А скажите, голоса — они изменились с прошлого раза? Постарайтесь припомнить. Настойчивее стали?

— Ну… как будто. Вы понимаете, — чуть оживился он, — велят они, понимаете? Ну, говорят и велят.

— Тон изменился?

— Да как будто нет, — подумал он. — А только строже стали. Вот велят, понимаете?

Ольга Артуровна кивнула:

— А если вы их не послушаетесь, не подчинитесь, что вы почувствуете?

— Да как их можно не послушаться, — безнадежно махнул он рукой.

— А лекарства-то вы принимаете? Вы у нас в прошлый раз, — она мельком заглянула в записи, — у Леонида Ефремовича лежали?

В каждом отделении у каждого заведующего было врачей по шесть-семь. У Ольги Артуровны — шесть. Но, в конечном счете, за всех отвечал заведующий.

Воронов согласно кивнул, оживившись при звуке знакомого имени.

— И что он вам прописывал?

— Ну, этот, — мужичок напрягся, силясь вспомнить, даже для облегчения процесса рукой помахал, — этот, как его, бес его… трифтазин кажется.

Ольга Артуровна кивнула:

— Ну, так у вас бреда-то быть не должно. Вы лекарства принимали?

— Да вы понимаете, — замялся мужичок, — я вроде пил-пил. А потом у меня пачка кончилась. А тут я как бы на работу-то не устроился, вишь, не берут меня. А лекарство-то кончилось. Ну а у меня рецепт кончился, а на прием-то я не пошел. Вот и не купил.

— Ясно. — Ольга Артуровна закрыла историю болезни. — Госпитализироваться хотите?

— Да хотелось бы.

— К Леониду Ефремовичу опять ляжете? Он вам в прошлый раз помог?

Мужичок оживился:

— Помог-помог. Хороший доктор.

— Ну и договорились, — удовлетворенно кивнула завотделением. — Вы тогда идите, посидите в коридоре. А потом сестры оформят и поднимут вас на этаж.

Тут мужичок еще посомневался, а потом по-доброму, с надеждой глянул на доктора:

— Ольга Артуровна, а вот вы это… я ж только вам… вы правду скажите. Как думаете, она того?

— Чего того? — не поняла завотделением.

— Ну, того… гуляла?

Ольга Артуровна тяжело устало выдохнула. И тактично напомнила:

— Воронов, ваша жена уже пять лет как умерла.

— Ну это да. Ну да, ну да, — покивал он и задумался. — А все-таки блядь была. Царствие ей небесное, — перекрестился и кивнул: — Ну, давайте оформляться.

Воронов еще помедлил пару секунд, потом вяло, медленно поднялся и поплелся к двери, волоча свое облако.

Ольга Артуровна вышла следом, заперла кабинет и сразу почувствовала, как стало легче дышать, когда рядом нет этого пациента. По многолетней практике она могла точно сказать: страшно — это не агрессия, не вопли, мат, кидания с топором. Страшно — это пустые глаза старого хронического больного.

На этаж она возвращалась торопливым маршем. Лифтом у них вообще мало пользовались. Во-первых, здание невысокое — четыре этажа всего, размяться даже приятно. Во-вторых, старые лифты часто ломались, а застрять никому не хотелось.

У двери на второй этаж на лестничной площадке мялся Ромка.

Ольга увидела его еще снизу.