Чудесники

Рубинчик невольно улыбнулся, слушая лукавого старика. Он-то знал, почему собрал Калиныч самогонные аппараты со всей округи и всем хозяевам их велел приходить в воскресенье.

— Я жаловаться пришел! — стукнул по столу кулаком дед Еграша.

— И вы еще будете отпираться? — грозно спросил дежурный, наступая на Рубинчика. — Вот я вас в каталажку. Там крысы! Гады ползучие!

— Я протестую! — закричал Рубинчик. — Мы будем жаловаться!

— Жалуйтесь своему египетскому царю, лукавое племя! — закричал бородатый углежог, размахивая веревками.

— Ничего не поделаешь, раз отпираются, будут заперты. Марш в каталажку! — приказал дежурный.

И, взяв большущий ключ, повел ребят под замок.

Дружно дав реву, пионеры пошли за ним.

Он, конечно, пугал гадами и крысами, «каталажка» оказалась обыкновенной комнатой, со скамейками. Только на окне была железная решетка.

Замкнув замок, дежурный пошел писать протокол.

— Ребята, — сказал Рубинчик, — вытрите слезы, они мешают думать.

Звено выполнило приказ своего неунывающего командира.

— Теперь давайте соображать. Пионеры мы или не пионеры? Если мы настоящие пионеры, мы не должны падать духом. Вспомним первых пионеров — большевиков. Они не из таких каталажек, из настоящих царских тюрем и каторг бегали. Сквозь толщи каменных стен, сквозь дебри сибирских руд…

— Убежим, убежим отсюда, Рубинчик!

— Мы не можем терпеть!

— Скорей убежим.

Заголосили ребята.

— Как убежать, я уже знаю… А вот куда бежать? Я думаю — прямым ходом в райком партии.

— Конечно, пионеры в беде — к коммунистам.

— Так вот, ребята. Сейчас мы поднимем шум и попросимся в уборную… Уборная во дворе, а ворота на улицу открыты. И как только нас поведут, вначале притворимся тихими, а потом по моему сигналу «Сос, кросс!» спасайся кто как может. Бежать — и всем в разные стороны.

Так и сделали. Стали кричать, колотить в дверь ногами, требуя свести в уборную.

Углежоги все еще сидели в дежурке, вставляя в протокол подробности пропажи коней. Дед Еграша твердил свои жалобы насчет задержки самогонных аппаратов. Дежурный дал ключ уборщице, доверив ей проводить ребят по нужде. Уборщица, пожилая толстая тетя, жалостливо поглядывая на несчастных цыганяток — тоже ведь дети, — повела их во двор.

И только вывела, как весь выводок с непонятным криком «Сос, кросс!» ринулся в ворота и бросился врассыпную.

— Караул, убегают пострелы! — крикнула уборщица.

Ее крик поднял углежогов. Они бросились вдогонку.

— Лови! Держи! Хватай цыганят!

И началась погоня.

Ребята увертывались, перескакивали через заборы, забегали в калитки. Бородатые всадники гонялись за ними, как сумасшедшие.

Жители города, всполошенные этой погоней, не знали, что и подумать. Мальчишки, убегающие от погони, были черны, босы, голы. Всадники, преследующие их, еще черней, страшны и волосаты.

Любопытные городские мальчишки путались под ногами у тех и у других.

Люди напугались, и по городу пошел крик:

— Караул, цыгане детей ловят!

Всполошился тихий городок Озерецк.

И многим углежогам пришлось остановиться.

Это, конечно, помогло пионерам. Удирали они с великой резвостью. Беда заключалась в том, что ребята не знали ни адреса, ни расположения райкома и метались по райцентру, будоража встречных своими криками:

— Где райком! Где у вас райком партии?

А тут еще препятствия — местные мальчишки с любопытством за руки хватают. Чужие сердобольные мамы. Чужие папы. Первым ворвался в райком Рубинчик.

— Тише, идет заседание! — остановили его в дверях.

— Товарищи коммунисты! — закричал он изо всех сил. — Помогите, пионеров бьют! — И задохнулся от быстрого бега.

Среди встревоженных лиц, склонившихся к нему, он вдруг увидел одно очень знакомое, округлое, самодовольное.

— Колобков! Колобков! — и ему стало сразу легко и не страшно.

Он хотел сказать все сразу, что произошло и почему он в таком виде влетел в райком, но у него словно что-то заело в говорильном механизме и получалось только одно слово:

— Колобков… Колобков… Колобков!

Правда, на разные лады. Желание выразить горе, радость, пережитую опасность, привлечь на помощь тем, кто остался там, за стенами райкома, придавало этому слову разное звучание.

— Ну, я, ну, Колобков, — улыбался председатель коммуны, — что случилось, говори толком? Почему ваши представители опаздывают? Из-за них совещание задерживается. Где товарищ Федя? Где Иван Кузьмич?

Вначале Рубинчик показывал жестами, а потом все-таки выдавил нужные слова:

— Звоните скорей в милицию. Нас приняли за цыган. За конокрадов. За самогонщиков!

Ему дали выпить воды. Он слышал стук стакана о свои зубы и в то же время звон телефонного аппарата. И обрывки фраз:

— Да! Что? Объясните толком! Что за шум в городе? Какие цыгане? Успокойте народ. Да, немедленно. Доложите лично.

Пока Рубинчик рассказывал секретарю райкома подробности необыкновенного конного рейда, в райком по одному являлись проделавшие кросс с препятствиями ребята его звена.

А затем в райком плечом к плечу с дежурным вошел Иван Кузьмич, со смущенной улыбкой на загорелом лице.