Вот он, Казгирей Матханов! Тот самый Казгирей, сын Кургоко! Тот самый Матханов, которого осмеивал русский мастер Степан Ильич Коломейцев на собраниях в доме Астемира. Это о нем говорил Степан Ильич: «Ваш Казгирей хочет испечь пирог из нашего свежего теста, но с тухлой начинкой. Рубленым шариатом хочет он начинить пирог для народа… Только не взойдет такое тесто на дрожжах революции, а главное — и начинка не каждому по вкусу».
Образное это замечание подтверждалось изо дня в день: матхановский пирог попахивал тем сильнее, чем заметней становилось влияние большевиков, в чьих словах карахалк узнавал свои мысли и желания… Но разве при всем том слово Магомета, защищаемое шариатистами, не было голосом отцов и дедов?.. Нелегко было раскусить такой пирог. Верили и Матханову, хотя с некоторых пор доверие это пошатнулось. Считали, что по вине Матханова произошла кровавая история, получившая название клишбиевского капкана. О ней говорили по всей Кабарде. Больше того, многие из делегатов, съехавшихся в Нальчик, не совсем ясно представляли себе истинную цель предстоящего собрания и думали, что они посланы сюда затем, чтобы участвовать в суде не то над князем Клишбиевым, не то над самим Матхановым. А история заключалась в следующем.
Надо отдать справедливость, Матханов и его приверженцы упорно вместе с красными партизанами боролись против беляков, скрывались в горах и лесах, совершали оттуда смелые вылазки. Вместе с другими повстанцами матхановцы спустились с гор. Остатки белогвардейцев еще держались кое-где на равнине. Одним таким отрядом в селении Клишбиево, наследственной вотчине князей Клишбиевых, по слухам, командовал сам полковник Клишбиев, недавний начальник округа. Мог ли упустить случай отомстить Клишбиеву оскорбленный им Жираслан, один из военных сподвижников Матханова? И Жираслан уговорил своего начальника атаковать Клишбиева.
Матханов направил в Клишбиево парламентеров с предложением сдаться. Парламентеры сообщили, что беляков якобы в селении уже нет. Часть матхановского отряда двинулась к селению. Но партизан встретила засада, многие из храбрецов не вернулись. Жираслан, однако, и тут успел ускакать.
Ответственность за эти жертвы возлагали на Матханова…
Астемир никогда прежде не видел Матханова и теперь с любопытством присматривался к знаменитому человеку. Но тут Матханова загородила от него группа всадников с флагом, на котором было написано: «Табунщики Золки за советскую власть».
Да, это были делегаты с берегов Золки!
Кони потряхивали гривами с вплетенными в них красными ленточками…
А вслед за всадниками, оставившими после себя запах лошадей и сыроватых бурок, показалась длинная мажара. Погонщики в белых башлыках понукали двух добрых волов. На мажаре теснились женщины в темных платках.
— Эй, где здесь женщины голосуют? — спросил погонщик.
— О чем это ты, бестолковый?
— Почему — бестолковый? Видно, ты сам не знаешь, что теперь новый порядок — женщин спрашивают и разрешают им руку поднимать.
А с крыльца слышалось:
— Товарищи! Занимайте места в зале.
Делегатов встречал русский в солдатской шинели. Некоторые руководители — кабардинцы и балкарцы тоже накинули поверх бешметов шинели, очевидно для того, чтобы быть похожими на главного руководителя.
Партизаны, революционные казаки и карахалки толпились перед крыльцом. Встречались тут и балкарцы из горных ущелий в мягких войлочных шляпах, заменяющих башлыки, и в сыромятных чувяках — испытанной обуви горцев. Грузины щеголяли дорогими кинжалами, а быстрые в движениях горские евреи — таты — о чем-то горячо между собою спорили. В сторонке смущенно жались друг к дружке женщины, прибывшие на мажаре, прикрываясь платками с бахромой до земли.
— Урусбиевцы! — кричал распорядитель в шинели. — Тут урусбиевцы?
— Урусбиевцы тут.
— За малкинцами три ряда справа. Проходите. Казачество тут? Первые ряды слева.
— Известно, казачество всегда в первых рядах. Казаки, пошли!
— Малокабардинцы! Где малокабардинцы?
— У купца Фицы.
— Как так — у купца Фицы?
— Валлаги! По дороге в Тереке искупались: мост снесло. Теперь отогреваются самогоном.
— Надо позвать. Начинаем. Поддерживайте революционный порядок.
Делегаты из Шхальмивоко опять увидели перед собою Батоко. Хотя ни в его длинноногой фигуре, ни в безбородом лице не было ничего внушительного, земляк все же затесался среди важных — вроде Саида — представителей духовенства. Ай да Батоко! Наконец-то и он дождался своего часа.
— Салям алейкум, земляк! — окликали его Баляцо и Давлет, но Батоко высокомерно не замечал их.
— Казакам и шариатистам — левая сторона, — объявил распорядитель. — Шариатисты — за казаками.
— Мусульмане с гяурами? — громко возражал Батоко. — Это и есть революционный порядок? Пусть так рассаживаются те, кто давно пренебрег священной чернотой корана. Пусть объездчик Баташев садится рядом с казаками! — горячился он, и человек в шинели, вспотевший от усилий, с какими он сдерживал напирающих на него людей, отвечал, не теряя самообладания:
— Поднимайтесь тогда на балкон.