Чудесное мгновение

А дело было вот в чем. Лишь только Астемир вчера уехал, Степан Ильич пожалел, что не сделал того, что, казалось ему, нужно сделать немедленно. В отрядах хорошо знали о бесчинствах, творимых Залим-Джери и Гумаром. Степан Ильич помнил Рыжую, ему даже казалось, что он помнит вкус ее молока. С согласия Инала Маремканова он велел Казгирею, подоспевшему с конниками, наутро перегнать в Шхало, в дом Астемира, лучшую корову из числившихся при отряде.

Вот так и получилось, что Думасара вышла со двора, держась за стремя коня, а вернулась с коровой.

Нужно ли говорить, сколько было восхищения и радости у взрослых и у детей! Даже огорченный Лю смутно начинал чувствовать значение отцовских слов о власти, принесенной на трудовых плечах.

В РЕАЛЬНОМ УЧИЛИЩЕ

Никто из толпы, собравшейся перед реальным училищем, не бывал прежде в этом двухэтажном, лучшем в городе здании.

Никогда и никто из горожан, чьи дети ходили сюда в серых мундирчиках с блестящими пуговицами, в форменных, с гербом, фуражках, не видел перед реальным училищем такой толпы, как сегодня.

Никто и никогда не поверил бы, что соберутся тут не чинные ученики, а полудикие горцы и карахалки со всей Кабарды и Балкарии.

А между тем всадники и люди на мажарах и двуколках продолжали прибывать.

Зеваки толпились у домов ближних кварталов.

Весенний день был теплый и ясный.

Астемир подъехал сюда вместе с Баляцо и Давлетом, избранными, как и он, от Шхальмивоко. Вас удивляет, что Давлет оказался среди избранных? Напрасно. Немало пустых и тщеславных людей с хорошо подвешенным языком ловчились в то время заслужить симпатии масс, а что греха таить, у Давлета в этом смысле было немало достоинств. Что-что, а болтать он умел. Люди забыли и его дощечки и «бесколодезные дни» и видели перед собою односельчанина, обещающего постоять за них… Да, убедить он умел…

Все трое делегатов были верхами. Четвертый, старший сын Баляцо, Казгирей, нес как бы обязанности стремянного.

Необыкновенную радость испытывал Астемир при виде пестрой, кипучей толпы горцев. Какой веселый шум голосов, какое разнообразие лиц и единство настроения!

В разноголосой и взволнованной толпе никто не терял уверенности и достоинства, присущего людям труда, а воинственный костюм всадника, папаха, башлык, черкеска с газырями, легкая, красивая посадка в седле усиливали впечатление независимости, веселости и праздничности. Можно было подумать, что тут начинается какое-то народное гуляние, койплиж.

Астемиру вспомнилось, как однажды он приехал сюда же по вызову начальника округа полковника Клишбиева. И тогда толпились на этой площади люди со своими лошадьми, ишаками и мажарами, но как не похожа была сегодняшняя толпа на ту!

Не сразу нашлось место, удобное для стоянки. И тут и там на бурках и башлыках, а то и просто на свежей весенней травке люди раскладывали закуску — сыр, лепешки, а кое-кто и баранину, нарезанную тонкими ломтиками.

Но вот место нашлось, Казгирей забрал поводья, и наши делегаты, оправляя усы и шапки, двинулись через толпу к парадному крыльцу, со ступенек которого какой-то человек с широкой красной повязкой на рукаве уже выкрикивал:

— Баксановцы тут? Я повторяю: делегация Баксана тут?

— Тут баксановцы! — отозвался из толпы зычный голос.

— Подойдите, баксановцы, сюда. Дальше. Малкинцы? Есть малкинцы?

— Малкинцы есть.

— Подходите.

— А ашабовцы нужны? Куда ашабовцы?

— Ашабовцы — те же малкинцы. Подходите сюда же.

Давлет, которому хотелось выйти вперед, обернулся к спутникам:

— Интересно, шариатисты-матхановцы тоже тут?

— А как же, — отвечал Астемир, — конечно тут. А как же! Вот и сам Матханов.

— Пусть поразит меня тха, если Астемир не прав! — воскликнул Баляцо. — Сам Матханов, тезка моего Казгирея! Да еще в какой черкеске! Да еще в какой компании! Глядите, с ним Батоко.

— Пусть аллах отвернется от меня, если на этот раз не прав Баляцо, — подхватил Давлет. — И в самом деле, не кто иной, как Батоко.

— А чему вы удивляетесь? Он же шариатист, — солидно заметил Астемир, хотя, надо сказать, и ему далеко не все было понятно в этом многообразии лиц, шуме и общем движении.

Невдалеке через толпу пробирался пешком нарядно одетый и хорошо вооруженный — с кинжалом на поясе и маузером в деревянной кобуре, — сухопарый, высокий и светловолосый кабардинец с тонким лицом, в пенсне. Его сопровождали несколько человек, тоже хорошо вооруженные. И в этой свите знаменитого человека делегаты из Шхальмивоко увидели своих земляков — Батоко и муллу Саида.

Толпа почтительно расступилась. Слышались оклики:

— Салям алейкум, Казгирей!

Видимо, этот человек многих знал в лицо, потому что, поворачивая голову направо и налево, он приветливо отвечал:

— Алейкум салям, Муса!.. Алейкум салям, Мурид!