Наконец Баляцо заговорил напрямик: дай, дескать, сестра, помощника.
Нелегко было решиться матери отпустить мальчика в город, где режут и стреляют, но она верила в благоразумие деда.
— Что же, — сказала она, — если для доброго дела, то, пожалуй, бери. Мне кажется, что княгиня не очень обременяла нашу землю. Пусть аллах сохранит ее и всех вас в дороге.
Новое дело было так захватывающе интересно, что Лю отодвинул в сторону тряпочки. Предстояло везти княгиню, жену разбойника, на железную дорогу, к самому поезду, к самому паровозу. Было отчего закружиться голове.
— Ну, тогда ложись и хорошенько выспись, — посоветовал ему дед.
Но легко советовать, а как заснешь, если всего тебя будоражат какие-то тайные силы и локотки то и дело невольно толкают Тембота? Рассудительный Тембот в конце концов не выдержал и в свою очередь дал Лю хорошего тумака.
«А вдруг Баляцо или нана Думасара передумают? А вдруг я просплю и Баляцо уедет один? Да мало ли что может помешать…»
Какой должна быть княгиня? Почему-то она представлялась похожей на Чачу, с такими же волосатыми бородавками, и становилось даже немножко страшно. Лю казалось, что по дороге на станцию они с Баляцо непременно встретят конное войско красных повстанцев, и поэтому надо взять с собою бант и феску, чтобы партизаны сразу увидели, с кем имеют дело…
Все-таки Лю заснул.
Счастье нередко входит в дом очень буднично. Усталость сменяет ожидание, и вот тут, когда перестаешь ждать, вдруг скрипнет дверь и оказывается, что желанное уже переступило порог.
Проснулся Лю среди ночи оттого, что кто-то стоял над ним и что-то говорил. Нет, Лю нисколько не испугался. Было совсем не так, как в ту ночь, когда Рагим хотел похитить Сарыму. Сразу повеяло чем-то добрым, знакомым, родным…
— Ну-ну, проснись, кучерявый, — слышался голос отца. — Вон, смотри, Тембот уже разгребает золу в очаге.
Да, этот человек с бородою, с добрыми глазами, пахнущий потом и табаком, был отец. И был он в папахе, в черкеске с газырями, как в лучшие времена.
— Дада! — Лю вскочил и обвил шею Астемира руками. — Ты уже совсем приехал?
— Совсем, Лю.
Думасара, радостно улыбаясь, поправляла постели. Старая нана, опустившись на колени, молилась в своем углу. От светильника на столе тянулся к потолку длинный язык копоти, а за столом сидел дед Баляцо.
— Ты опять объявишь советскую власть? — продолжал задавать вопросы Лю.
— Да, сын.
— А ты один приехал?
— Нет, тут все, кто принес советскую власть.
Эти слова на минутку озадачили Лю.
— А Эльдар тоже нес ее?
— Кого?
— Советскую власть.
— А как же.
— И Степан Ильич тоже?
— Еще бы.
Прискакали и другие партизаны, — не было только Казгирея и Аслана, сыновей Баляцо, и это, разумеется, омрачило радость старика, хотя Астемир заверял его, что парни живы и здоровы, вместе с Эльдаром они задержались после боя на станции Муртазово.
Может быть, самое замечательное состояло в том, что отец прискакал на превосходном жеребце по кличке Фока, а немножко грустно было оттого, что прискакал он все-таки еще «не совсем», — утром ему предстояло вернуться в Нальчик, в свой отряд, который только сегодня перед вечером вступил в город.
Вместе с новыми силами должен подойти и шариатский полк под командованием Казгирея Матханова. Деникинские казаки разбиты наголову. Железная дорога Владикавказ — Минеральные Воды перерезана повстанческими отрядами. В Грозный вступили части Красной Армии.
Тембот, как вполне военный человек, уже докладывал отцу о состоянии арсенала.
После первых интересных дел взрослые, как всегда, занялись какими-то неинтересными разговорами.
— Теперь уорков и след простыл, — утверждал отец. — Разбежались и притихли.
Баляцо что-то возражал ему, передавал последние новости; слышались имена Давлета, Гумара, князя Шарданова. Много говорили о шариатистах. Отец опять сердито сказал:
— Тоже торопятся, будто их здесь ждет отварная баранья голова. Инал им покажет, чья чаша полная, а чья пустая.
— Инал? — переспросил Баляцо. — Маремканов?
— Да, Инал Маремканов. Он поведет народ.
А Баляцо опять сомневался:
— Сделаешь главным неграмотного — худо будет.
— Разве он неграмотный? — позволила себе вступить в разговор Думасара. — Говорят, Инал в России хотел на генерала учиться.
— Чего не болтают… Инала учил Степан Ильич, а потом он сам учился грамоте.
— Вот и плохо, что сам. Разве самому можно научиться? А ну, пойди научись быть муллой… Если бы так грамоту постигали, все были бы учеными муллами.
— Нет, — стоял на своем Астемир. — Вот, например, Эльдар. Кто его учил? А он другой раз знает такое, чего и ученый человек не знает.
— Это действительно так, — готов был согласиться дед Баляцо, — тут нужно верных людей вперед выставлять — большевиков.
— Так мы и сделаем, — прищурился Астемир. — Мы верим тем, кто на своих плечах вынес всю тяжесть. Немножко успокоится — выберем делегатов на съезд, а делегаты — председателя.
У Лю начали разгораться новые желания. Уже не так хотелось ехать в город, как увидеть ту ношу, которую отец принес на плечах. Где она? «Завтра встану пораньше, — решил Лю, — и обязательно посмотрю советскую власть».