И только он двинулся дальше, как откуда-то сверху на него посыпался настоящий град: кусочки сухой коры, хворостинки, шишки. Одна шишка просвистела у самого его носа, другая ударила по макушке. Нильс почесал голову, отряхнул мусор и с опаской поглядел вверх.
Прямо над его головой на широколапой ели сидела остроносая длиннохвостая сорока и старательно сбивала клювом чёрную шишку. Пока Нильс разглядывал сороку и придумывал, как бы с ней заговорить, сорока справилась со своей работой, и шишка стукнула Нильса по лбу.
— Чудно! Прекрасно! Прямо в цель! Прямо в цель! — затараторила сорока и шумно захлопала крыльями, прыгая по ветке.
— По-моему, вы не очень-то удачно выбрали цель, — сердито сказал Нильс, потирая лоб.
— Чем же плохая цель? Очень хорошая цель. Ни одного промаха. Постойте минутку здесь, я ещё вон с той ветки попробую, — и сорока вспорхнула на ветку повыше. — Кстати, как вас зовут? Чтобы я знала, в кого мечу! — крикнула она сверху.
— Зовут-то меня Нильсом. — Только, право, вам не стоит трудиться. Я и так знаю, что вы попадёте. Лучше скажите мне, где тут живёт белка Сирле. Мне она очень нужна.
— Белка Сирле? Вам нужна белка Сирле? О, мы с ней старые друзья! Я с удовольствием вас провожу до самой её сосны. Это недалеко. Идите за мной следом. Куда я, — туда и вы. Куда я, — туда и вы. Прямо к ней и придёте.
С этими словами она перепорхнула на клён, с клёна перелетела на ель, потом на осину, потом опять на клён, потом снова на ель…
Нильс метался за ней взад и вперёд, не отрывая глаз от чёрного вертлявого хвоста, мелькавшего среди веток. Он спотыкался и падал, опять вскакивал и снова бежал за сорочьим хвостом.
Лес становился гуще и темнее, а сорока всё перепрыгивала с ветки на ветку, с дерева на дерево.
И вдруг она взвилась в воздух и закружилась над Нильсом.
— Ох, я совсем забыла, что иволга звала меня нынче в гости! — закричала она. — Сами понимаете, что опаздывать невежливо. Вам придётся меня немного подождать. А пока всего доброго, всего доброго! Очень приятно было с вами познакомиться.
И сорока улетела.
Целый час выбирался Нильс из лесной чаши. Когда он вышел на опушку, солнце уже стояло высоко в небе.
Усталый и голодный, Нильс присел на корявый корень.
«Вот уж посмеётся надо мной Мартин, когда узнает, как одурачила меня сорока… И что я ей сделал? Правда, один раз я разорил сорочье гнездо, но ведь это было в прошлом году, и не здесь, а в Вестменхёге. Ей-то откуда знать!»
Нильс тяжело вздохнул и с досадой стал носком башмачка ковырять землю. И вдруг под ногами у него что-то хрустнуло. Нильс наклонился. На земле лежала ореховая скорлупа. Вот ещё одна. И ещё, и ещё.
«Откуда это здесь столько ореховой скорлупы? — удивился Нильс. — Уж не на этой ли самой сосне живёт белка Сирле?»
Нильс медленно обошёл дерево, всматриваясь в густые зелёные ветки. Никого не было видно. Тогда Нильс крикнул что было силы:
— Не здесь ли живёт белка Сирле?
Никто не ответил.
Нильс сложил ладони трубой, приставил ко рту и опять закричал:
— Госпожа Сирле! Госпожа Сирле! Ответьте, пожалуйста, если вы здесь!
Он замолчал и прислушался. Сперва всё было по-прежнему тихо, потом сверху до него донёсся тоненький, приглушенный писк.
— Говорите, пожалуйста, погромче! — опять закричал Нильс и замер, прислушиваясь к ответу.
И снова до него донёсся только жалобный писк. Но на этот раз писк шёл откуда-то из кустов, около самых корней сосны.
Нильс подскочил к кусту и притаился. Нет, ничего не слышно — ни шороха, ни звука.
А над головой опять кто-то запищал, теперь уже совсем громко.
«Полезу-ка посмотрю, что там такое», — решил Нильс и, цепляясь за выступы коры, стал карабкаться на сосну.
Карабкался он долго. На каждой ветке устраивал остановку, чтобы отдышаться, и снова лез вверх.
И чем выше он взбирался, тем громче и ближе раздавался тревожный писк.
Почти у самой вершины Нильс увидел большое дупло.
Из чёрной дыры, как из окна, высовывались четыре маленьких бельчонка.
Они вертели во все стороны острыми мордочками, толкались, налезали друг на друга, путаясь длинными голыми хвостами. И всё время, ни на минуту не умолкая, они пищали в четыре рта, на один голос.
Увидев Нильса, бельчата от удивления замолкли на секунду, а потом, как будто набравшись новых сил, запищали ещё пронзительнее.
— Тирле упал! Тирле пропал! Мы тоже упадём! Мы тоже пропадём! — верещали бельчата.
Нильс даже зажал уши, чтобы не оглохнуть.
— Да замолчите вы! Пусть один говорит. Кто там у вас упал?
— Тирле упал! Тирле! Он влез на спину Дирле, а Пирле толкнул Дирле, и Тирле упал.
— Постойте-ка, я что-то ничего не пойму: тирле-дирле, дирле-тирле! Позовите-ка мне белку Сирле. Это ваша мама, что ли?
— Конечно, это наша мама! Только её нет, она ушла, а Тирле упал. Его змея укусит, его ястреб заклюёт, его куница съест. Мама! Мама! Иди сюда!
— Ну, вот что, — сказал Нильс, — забирайтесь-ка поглубже в дупло, пока вас, и вправду, куница не съела, и сидите тихонько. А я полезу вниз, поищу там вашего Мирле — или как его там зовут!
— Тирле! Тирле! Его зовут Тирле!
— Ну Тирле, так Тирле, — сказал Нильс и осторожно стал спускаться.