Чудесный нож

Он отыскивал маршрут иными способами — в первую очередь, с помощью своего деймона, арктической лисы, которая сидела на упряжке и вынюхивала путь. Ли, который всюду носил свой компас, уже успел понять, что земные магнитные поля были в таком же хаосе, как и всё остальное.

Старый погонщик сказал, когда они остановились сварить кофе: — Это случается раньше, эта вещь.

— Что, открытое небо? Это случалось раньше?

— Много тысячи поколений. Мои люди помнят. Всё давнее время назад, много тысячи поколений.

— И что они говорят про это?

— Небо упало и разбилось, и духи ходили между этим миром и тем миром. Все земли двигались. Лёд растаял, затем замёрз снова. Потом духи закрыли дыру за собой.

Зашили её. Но ведьмы говорят, небо тонкое там, за Северным Сиянием.

— А что произойдёт теперь, Умак?

— То, что и тогда. Всё опять исправится. Но только после большая проблема, большая война. Война духов.

Погонщик ничего больше ему не рассказал, и вскоре они двинулись дальше, медленно отыскивая дорогу через холмы и впадины, вдоль силуэтов скал, тёмных в бледном тумане, пока, наконец, погонщик не сказал: «Обсерватория там, наверх. Ты идёшь вперёд. Дорога очень крутая для упряжки. Ты хочешь вернуться, я жду здесь.»

— Да, я захочу вернуться, когда закончу, Умак. Разожги себе костёр, друг, сядь и отдохни. Я вернусь через три часа, может быть — четыре.

Ли Скорсби пошёл вперёд, с Хестер, спрятавшейся в глубине его куртки, и после получасового крутого подъёма обнаружил несколько зданий, внезапно появившихся над ним, как будто только что поставленные туда некоей гигантской рукой. Но этот эффект произошёл только из-за того, что туман рассеялся, и через минуту здания снова исчезли из вида. Он успел заметить огромный купол обсерватории, и купол поменьше на некотором расстоянии от первого, а между ними — группу административных и жилых зданий. Ничто не светилось, так как все окна были затемнены, чтобы не портить темноту, в которой работали телескопы.

Через несколько минут после своего прибытия Ли уже разговаривал с астрономами, желавшими узнать, какие новости он принёс, ибо нет более беспомощных естественных философов, чем астрономы в тумане. Он рассказал им всё, что он видел, и, как только с этой темой было закончено, он спросил про Станислава Граммана. Астрономов никто не посещал уже недели, и они были рады поговорить.

— Грамман? Да, я кое-что о нём могу рассказать, — сказал Директор. — Он был англичанин, несмотря на имя. Я помню…

— Да нет же, — сказал его заместитель. — Он был членом Имперской Германской Академии. Я встречал его в Берлине. Я был уверен, что он немец.

— Нет, думаю, он был англичанин. В любом случае, его английский был безупречен, — сказал Директор. — Но я согласен, он действительно был членом Берлинской Академии. Он был геолог…

— Нет, нет, вы неправы, — сказал ещё один учёный. — Он интересовался землёй, но не как геолог. Я с ним однажды имел длительный разговор. Я думаю, вы бы назвали его палеоархеологом.

Они сидели, все шестеро, вокруг стола в комнате, которая служила астрономам гостиной, спальней, столовой, баром, комнатой отдыха, и всем остальным. Двое из них были московитами, один поляком, один йорубой, и один — скраэлингом. Ли Скорсби чувствовал, что это маленькое общество было радо увидеть посетителя, хотя бы потому, что появлялись новые темы для разговора. Последним высказался поляк, и затем йоруба перебил его:

— Что ты имеешь в виду под палеоархеологом? Археологи изучают древности, зачем ещё добавлять приставку, означающую «древний»?

— Его исследования простирались дальше в прошлое, чем ты мог бы подумать, вот и всё. Он искал остатки цивилизаций, существовавших двадцать-тридцать тысяч лет тому назад, — ответил поляк.

— Нонсенс! — сказал Директор. — Полная бессмыслица! Скорее всего, он над тобой издевался. Цивилизации тридцатитысячелетней давности? Ха! Где доказательства?

— Подо льдом, — ответил поляк. — В этом всё дело. Согласно Грамману, земное магнитное поле сильно менялось в прошлом, и земная ось тоже двигалась, так что земли, которые тогда лежали в умеренной полосе, теперь покрылись льдом.

— Как? — спросил один из московитов.

— О, у него было какая-то сложная теория. Но смысл в том, что любые свидетельства существования древних цивилизаций давным-давно погребены подо льдом. Он утверждал, что ему удалось получить фотограммы странных каменных формаций.

— Ха! И это всё? — спросил Директор.

— Я только рассказываю, я не защищаю его, — ответил поляк.

— А как давно вы знаете Граммана, джентльмены? — спросил Ли Скорсби.

— Ну, дайте подумать, — сказал Директор. — В первый раз я его встретил семь лет тому назад.

— Он сделал себе имя за два года до этого, с этим его докладом о вариабельности магнитного поля, — сказал йоруба. — Но он появился ниоткуда. Я имею в виду, никто не знал, где, когда и у кого он учился, и никто не видел его предыдущих работ…