Чудище, или Одна сплошная рыжая беда

Поправляя на плечах плед, я встала. Проходя мимо светлой воздушной тюли, закрывающей окно, машинально отмечая, что за окном еще (или уже?) темно, я внимательно всмотрелась в угол за диваном, далеко не сразу поверив своим глазам и тому, что я там увидела.

Высокая большая клетка, а в ней, цепляясь крохотными пальчиками за прутья, ползал, возмущенно попискивая, мой полосатый сахарный опоссум…

Когда открылась дверь, я уже знала, кто войдет в этот небольшой, но уютный кабинет. И произнесла, сидя прямо на полу, поглаживая довольно замершую летягу, которую достала из знакомой клетки:

— Так она все это время была у тебя?

— Да, — послышался в ответ такой знакомый голос… А во льду появилась еще одна глубокая трещина.

Вернув возмущенного таким фактом зверька обратно в клетку, я поднялась, кутаясь в плед и повернулась. Он стоял напротив, всего в каких-то пяти шагах от меня. Те же черные джинсы и свитер, серебристо-пепельные волосы, расслабленное тело, спокойное лицо… и взволнованные небесно-голубые глаза. И впервые при виде него у меня внутри ничего не дрогнуло.

— Что со мной? — тихий шепот вырвался поневоле, заставляя удивляться, каким хриплым и слабым он был.

Вздохнув, Богдан подошел и просто обнял меня, прижав голову к своей груди, и негромко произнес, объясняя и легонько поглаживая по спине:

— Транквилизаторы, Анют. Ты еще не отошла.

Ну да, наверное…

Воспоминания в голове плавали, словно ленивые мухи. И попадаться под руку упорно не хотело ни одно из них. Как и чувства, невесть куда запропастившиеся. И лишь спустя долгое, очень долгое время я поняла, что впервые за прошедший месяц мне стало вдруг тепло…

— Анют, — отстранившись, парень обхватил мое лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки и пристально глядя в мои глаза мягким, спокойным взглядом. Тихий шепот неожиданно пробрал до костей. — Анют…

И лед треснул окончательно!

Нет, я не ревела в голос. И не кричала, и даже не билась в истерике.

Я просто тихо плакала, прижимаясь к такой родной, любимой и надежной груди…

— Иди сюда, — когда поток слез стал утихать, Богдан взял меня за руку и утянул на диван. Сел сам, усадил меня на свои колени и крепко обнял, откидываясь на спинку. И он ничего не говорил. Он знал, что это не нужно. Как всегда знал…

Заговорила я сама и намного позднее, когда слезы закончились совсем, и я просто сидела у него на коленях, прижимаясь к его груди, как маленькая девочка, а он спокойно гладил меня по волосам. Так… понимающе и очень нежно.

— Мой отец, он… — не смотря на интерес, голос все-таки сорвался. Договорить я не смогла бы при всем своем желании.

— Больше тебя никогда не увидит, — спокойно закончил за меня Богдан, слегка сжав мои плечи. — Анют, я не позволю ему и на шаг к тебе подойти.

— А как же?.. — подняла я заплаканное лицо, снова не закончив фразу. Да и не нужно было. Блондин всегда итак понимал меня с полуслова.

— Забудь про контракт, и про его последствия, — убирая с моей щеки мокрые пряди волос, улыбнулся Богдан. — Если бы мой отец не вмешался и не увез тебя, я сегодня был бы у Исаева. И уже он сам расторг бы помолвку.

Я боялась в это поверить, честно. Но верила!

А потом неожиданно для себя самой заговорила.

— Он… Он объявился у нас с Киром дома, когда я только закончила школу. Еще утром мы покупали мою машину… — на этом месте пришлось крепко сжать кулаки, чтобы не разреветься. Богдан, явно понимая это, аккуратно положил свою ладонь поверх моей у него на груди. Стало чуть легче, и я упрямо продолжила, понимая, что надо выговориться, иначе этот один сплошной непрекращающийся кошмар никогда не закончится. — А вечером в дверь позвонили.

— Ты знала, кто он? — негромко спросил блондин, и его вторая ладонь легла на мое плечо, слегка поглаживая. Он не давил, не принуждал к рассказу, он просто спрашивал. Я кивнула.

— Да. Мама никогда не скрывала имя отца, совсем наоборот. Она еще в детстве мне рассказала, кто он. Они познакомились там, в Москве, где мама жила раньше. У них была… любовь, наверное, если это вообще возможно. Долгая, страстная, незабываемая… Но она внезапно закончилась, когда выяснилось, что мама беременна. Нет, отец был рад, он носил ее на руках, они собирались пожениться… До тех пор, пока у еще не родившегося ребенка не обнаружили патологию.

Руки Богдана замерли.

А я усмехнулась. Похоже, об этом он не знал, не смотря на всю свою осведомленность.

— Отец стал настаивать на аборте, — подавив вздох, продолжила я, потеревшись щекой об мягкий свитер, и только тогда парень заметно расслабился. И все равно обнял меня чуть крепче. — И мама его выгнала. А сама уехала сюда, в Подмосковье, к подруге по институту, оборвав все связи и сменив фамилию. Она была врачом, а мама медсестрой, и поэтому они легко переделывали все записи в медицинских картах во время беременности. А потом…

— Родилась ты? — тихо спросил Богдан.

— Да, — я слегка кивнула, улыбаясь, когда он переплел свои пальцы с моими на своей груди. — Транспозиция внутренних органов с декстрокардией — вещь отнюдь не смертельная.