Чудо - из чудес

            — Проклятье! Скорее сворачивай, поедем улицами! — скомандовал вознице Мурена, но Ахилл, всмотревшись в распятого, неожиданно попросил остановить повозку, сошел с нее и неверными шагами направился прямо к кресту.

            — Куда ты? Опаздываем! Вернись! — закричал ему Мурена, но Ахилл словно не слышал его.

            — Что здесь происходит? — спросил он, и жители, видя сенатора, почтительно расступаясь, жалуясь, принялись объяснять:

            — Правитель нашего города приказал распять этого Божьего человека. Мы хотим снять его с креста, но он сам просит не делать этого и уже второй день говорит нам о своем Боге!..

            Ахилл, пообещав немедленно разобраться, прошел дальше и тут …увидел на кресте того самого Апостола. А рядом — Элию с ребенком, Мания, Постума и… своего отца!

            Лакон тоже узнал сына и бросился обнимать его.

            — Ну что, Ахилл, —  послышалось сверху.

            Ахилл поднял голову и понял, что апостол обращается к нему:

            — Теперь ты готов идти со мною к Отцу?

            Ахилл с недоумением взглянул на своего родного отца, потом на апостола и, наконец, понял:

            — Так вот к какому Отцу ты тогда предлагал мне пойти?

            — Идем с нами, Ахилл! — слышал он близкие голоса Элии, Лакона, Мания, Постума.

            — Ахилл! Ахилл! — доносился издалека негодующий крик Мурены. — Скорее! Опаздываем!..

            Мурена, поднявшись на подножку кареты, красноречивым жестом — ударяя себя ребром ладони по горлу — показывал, что с ними будет, если они опоздают к цезарю.

            Ахилл невидяще посмотрел на него, затем на Элию, на отца, на Мания, наконец, на апостола, и неожиданно для самого себя махнул рукой Мурене: «Поезжай, мол, теперь один!»

            Сенатор вне себя от ярости захлопнул дверцу. Все его труды, все блестящие планы срывались. Да, Ахилл нужен ему был сейчас, как никогда. Но… жизнь была дороже!          Карета, срываясь с места, быстро исчезла за ближайшим поворотом.

            И тут, расталкивая всех, к кресту подбежали двое.

            — Где? Где тут апостол? — кричали они.

            — Сизиф? — ахнул, узнавая одного из них, Ахилл и, посмотрев на другого, сдвинул брови: — И ты… Янус?

            — Капитан Сизиф! — с улыбкой поправил его Сизиф, а Янус, затравленно оглядываясь на Ахилла, быстро, чтобы успеть сказать все, прокричал:

            — Учитель! Прости… Я все понял. И — каюсь! У меня нет времени, чтобы рассказать то, что было со мной после Неаполя и особенно после Синопы. Но я словно прозрел и прошу — прости, прости!.. И вы все, если только можно, простите меня! И тогда я…

            — Прощаем, прощаем, как и Господь прощает нас, — послышались голоса, которые перекрывал отчаянный крик Ахилла. — Кого? Его?! Негодяй! Мерзавец!..

            Он подбежал к Янусу и вонзил ему в грудь кинжал.

            — Прости и ты… — умоляюще посмотрел на него Янус, сползая  к его ногам, и, видя хмурый кивок Ахилла, закончил: — Учитель, ради Христа, крести меня. Хотя бы в этой моей крови…

            Местные жители из страха перед сенатором молча унесли тело убитого.

            — Ну вот, слава Богу, спаслись и Юний, и Ахилл, и Янус, и все те, кого можно было считать уже безнадежно погибшими… — с облегчением выдохнул апостол.

            — А теперь — и твоя очередь, учитель! — радостно крикнул капитан Сизиф. — Я наконец-то построил свою триеру! Прибыл в Ахайю, а тут этот мерзавец Янус, которого подвез сюда, наконец, по своему давнему обещанию Карнеад, сообщил, что ты на кресте и надо скорее тебя выручать! И вот я тут. Мой корабль — к твоим услугам! Эй, вы! Слышите вы меня? — зычным голосом прокричал он толпе. — Снимайте же учителя с креста! Скорее! Скорее!! Я увезу его туда, где его никто не найдет!

            — Погодите! — властным голосом остановил апостол рванувшихся было к нему на помощь людей. — Или вы не понимаете, что я жажду умереть той же смертью, на кресте, как мой Учитель — Иисус Христос?!..

            Пораженные этими словами Ахилл и Маний застыли на месте.

            Остановились и все другие.

            Перед апостолом остался один капитан Сизиф.

            — Подойди ко мне ближе, Ассандр! — сказал апостол.

            — Что?.. — вздрогнул капитан Сизиф. — Откуда ты знаешь мое настоящее имя?! Я сам и то уже давно позабыл его!..

            — Я знаю и то, что долгожданная триера не принесла тебе радости, хотя ты и боишься признаться себе в этом! — остановил его апостол.

            — Да… — согласился Сизиф. — Я даже хотел покончить с собой от отчаяния. И только твои слова о страшной участи, которая ждет самоубийц за гробом, остановили меня, готового было кинуться в морскую бездну.

            — Вот видишь!.. А все потому, что не туда… не так ты всю жизнь вкладывал свои силы, Ассандр, не к тому стремился! Ты не надолго переживёшь меня — и что потом? Не на день? Не на год? Навечно! Вспомни же…вспомни, как ты ухватился однажды за якорь корабля, спасаясь от пиратов! — не обращая внимания на еще большее изумление капитана Сизифа, что учитель знает и это, продолжал апостол. — Только тогда речь шла о земной жизни, о временном. А теперь я говорю тебе о небесном и Вечном! Цепляйся же скорее за якорь своего вечного спасения, держись за него крепче, крепче, чем — помнишь? — за тот. Вот он этот якорь перед тобою. Имя ему — КРЕСТ! Теперь-то, я надеюсь, все вы, наконец, поняли, почему везде, где бы мы ни были, всюду стоят кресты?..