— Не знаю. Может. Обычно, когда я просыпаюсь, то чувствую твои мысли или мысли папочки. Вы спите, и я тоже засыпаю.
— Почему ты не сделала так в этот раз?
— Теперь мы должны соблюдать приватность, — она решительно нахмурилась, и Эрик улыбнулся.
— Да, должны. Но вот что я скажу. Если тебе будет одиноко или страшно, то можешь спросить разрешения, и я позволю тебе чувствовать мои мысли. Хорошо? И я заранее разрешаю тебе делать это каждый раз, когда ты просыпаешься от плохого сна.
— Правда? — робкая улыбка Джин светилась таким энтузиазмом, какого Эрик не видел у нее со дня аварии.
— Правда. Ты же теперь понимаешь, почему мы хотим, чтобы ты была осторожной?
— Чтобы я не почувствовала что-то плохое, как во время аварии, — ее улыбка исчезла. — Думаю, мой сон был про это.
Эрик подвинул к себе тарелку, затем поднял Джин и усадил себе на колени.
— Ты всегда думаешь о том, как они умерли?
— Ага, — ее голос был очень тихим.
— Не нужно так делать, это неправильно. Уходить из этого мира страшно, мы не знаем, что происходит потом, — Эрик все еще не был уверен насчет идеи загробной жизни, но не чувствовал себя лицемером, говоря об этом Джин. Это было то, во что он верил. — Смерть — это только мгновение. Одно маленькое событие. Перед ним у нас есть целая жизнь, и именно это важно.
Ей было всего пять, и она не понимала и не могла понять его. Но Эрик чувствовал, что должен сказать это.
— Помнишь, я говорил тебе, что у меня была жена и маленькая дочь?
— Моя старшая сестричка, — Джин кивнула.
Эрик никогда раньше не называл ее так, даже никогда об этом не думал. Эта идея заставила его крепче обнять Джин.
— Она могла бы ею стать.
— Они умерли, когда твой дом сгорел, — по дрожащему голосу было понятно, что Джин думала об этом в свете того, что почувствовала во время аварии. Она знала о последних моментах жизни Магды и Ани что-то, чего Эрик не узнает вплоть до самого конца.
— Долгие годы я думал о том, как они умерли. Каждый раз, вспоминая о них, я думал об их смерти. Я помнил только то, как они умерли. И ничего не менялось, пока я не встретил твоего папу, и ты стала жить вместе с нами. Я вспомнил, что моя жена любила петь, когда просыпалась утром. Я вспомнил, что моя дочь смеялась, когда брызгалась водой в своей ванночке. Я почти потерял эти воспоминания, потому что не впускал их в свои мысли. Потому что считал, что их смерть была важнее их жизни.
Джин, мигая, смотрела на него.
— Ты не понимаешь, о чем я, да?
— Понимаю, — ответила она тоном ребенка, который не хочет, чтобы его считали слишком маленьким.
Эрик наклонился вперед, пока их лбы не соприкоснулись.
— Посмотри мои мысли, — его чувства могли объяснить ей все намного лучше.
— Можно?
— Сейчас — можно.
Несколько секунд Джин молчала, затем обхватила Эрика руками и обняла. Он так и не узнал — ни тогда, ни позже — действительно ли она поняла то, что он пытался ей объяснить. То, что и сам только недавно понял. Но после этого она почти не вспоминала об аварии, и еще до конца дня он снова услышал ее смех.
***
Ранним вечером неделю спустя приехал Хэнк. С ним были чупа-чупс для Джин, который был с радостью принят, стопка документов с научными исследованиями и Мойра.
— О, мой дорогой, — сказала она, улыбаясь Чарльзу и Эрику. — Наконец мы снова вместе. И привет, Чарльз.
— Ты все еще в опасности, — ответил Эрик, провожая ее в гостиную, — пока пытаешься украсть моего мужчину.
— Знаешь, я обожаю то, как ты присваиваешь себе стереотипную женскую роль и даешь ей абсолютно новую интерпретацию. Такой внезапный поворот в кошачьей драке. Но мы с тобой выше всей этой фигни про Мадонну и Блудницу*, — Мойра лукаво улыбнулась. — Особенно, если учесть, что я не считаю ни одного из вас достойным кандидатом в Мадонны.
Хэнк выжидающе оглядывался в поисках Рейвен, которая еще не спустилась. Должно быть, она дремала, как обычно в последние дни, компенсируя недостаток ночного сна.
— Давайте начнем, — сказал Чарльз, садясь рядом с Мойрой на диван. — Что ты нашел?
— Не то, что ожидал.
Он не нашел то, что ожидал найти. Хэнк ожидал найти генетический компонент, отвечающий за их способности. Если его нет, значит, их способности не являются чем-то, заложенным природой. Значит, они сверхъестественные, и Бог на самом деле существует. Эрик почувствовал, что его пульс ускорился, и он не может говорить.
— Я искал аномальный маркер у Чарльза, Эрика и Джин, — продолжил Хэнк. — Остальные были просто контрольной группой с типичным набором человеческих генов, чтобы убедиться, что моя методология корректна.
— Давай уже, говори как есть, — сказала Мойра и добавила, повернувшись к Чарльзу: — И слова из него не смогла вытащить по пути сюда. Он меня с ума сведет.
— Гены Мойры и отца Джерома соответствуют типичному человеческому набору. Но я обнаружил специфический маркер в генах Чарльза, Эрика и Джин… и Армандо, и Рейвен. И, стоит добавить, у себя тоже, хоть я и ожидал этого.
— Армандо и Рейвен? — Эрик пытался осознать эту новость. Могли ли результаты теста каким-то образом ошибаться?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное