Чудо в перьях

– Откроем школу литературного мастерства, – предложил Лихобабин. – При Доме учителя. Там у меня тётка родная директором отдыхает. Что за контора этот Дом учителя – она сама толком объяснить пока не может. Хотя уже пять лет им управляет.

– И никого набирать не будем. Никаких писателей и поэтов самопальных, – пошёл сразу ближе к делу Лыско. – Возьмём на обучение десяток всяких победителей школьных олимпиад по литературным сочинениям. Пишем добрые рецензии на их фигню и публикуем в местной типографии. Связи остались. Ну, и сами там же печатаемся. Хрен с ним, с «Прогрессом». Если мы пишем рецензии, и они печатаются перед текстом начинающего писателя, то мы кто?

– Бляха-Натаха! – обрадовался Лихобабин.– Выходит, что мы в этом случае «мэтры», мастера, уважаемые писатели. И наши мнения – это пропуск молодым в большую литературу. Во, блин, классический ход! Лыско, ты, бляха, умный как Фидель Кастро. Как он грамотно пьёт из КПСС кровь с молоком при полном почёте и уважении его и нашего народов! Вот ты, Лыско, умом и хитростью примерно ему равен.

– Марьянова с нами? – обеспокоился Вася Скороплюев. – Она грудью дорогу проложит легко хоть куда и не только себе. Нам тоже. Хорошая баба!

– Хорошая, – согласились все литературные учителя и рецензенты. И всё остальное время до закрытия кафе пили только за Маргариту и говорили только о ней. Не зная, конечно, о том, что не будет с ними дорогой пробивной Риты по закономерной, но чисто сволочной причине.

А Марьянова творила не только в поэзии. В прозе жизни тоже имелось комфортное и мягкое место творчеству. То, что Рита лично сочинила единственный на планете, уникальный сорт пива, победивший всех конкурентов на всевозможных конкурсах мирового уровня – это пустяк. Каждый, когда от души крепко выпьет, может придумать всё, чего до него никто и не пытался делать. Был такой товарищ в Зарайске. Он выпивал три бутылки портвейна, лез на крышу, отталкивался и летал. Сначала вокруг дома, потом квартал стал огибать в крутых виражах и однажды как вспорхнул прямо в небо, так и растаял в нём между двумя облаками. И только вдова с дочерью ходят к нему на могилку. Тёща отказалась. Не хочу, говорит, этого козла даже на кресте в виде фотографии видеть.

– Семью без денег оставил. А ведь как плодотворно работал мужик бухгалтером на фабрике резиновой обуви. И воровал творчески, с умом. Много стырил за десять лет. Жила семья почти в раю и никто из начальства не допёр, что после директора фабрики он тоже очень крупный расхититель советской казны. Но вот по причине страха за возможную жизнь на зоне ИТК-127/4 и свихнулся внезапно для себя и окружающих бухгалтер башкой. Стал чувствовать себя скромным скворцом, уроженцем белорусских лесов.

– Считал на счётах, сводил сальдо с бульдо, творчески грабил дензнаки казённые и творчески жил. Летал над людьми, возвышался над обыденностью жизни грешной. И не посадили его потому только, что простили все ему злодеяния позорные. «Ибо мёртвые срама не имут».

Но Маргарита была как Ленин – живее всех живых. И наградил её создатель целым мешком талантов. Она и поэтесса, да ещё изобретатель новых сортов пива, плюс к тому – полное правдоподобие верной жены главного инженера пивзавода, которому с честным лицом она налепила рогов на каждый квадратный сантиметр туловища. Пела Рита как Зыкина, танцевала одна как весь ансамбль «Берёзка», шила как лучшие еврейские портные, а ещё лепила из белой глины бюсты Дзержинского да Василия Чапаева на коне и с шашкой наголо. Имела она и другие таланты. Посерьёзнее прежних. Скромность, например, нечеловеческую. Она за жизнь не совершила ни одного единого показушного поступка. На чём и «спалилась». Вот, к примеру, на все заседания литераторов она привозила грузовик пива в бутылках. По три тонны два раза в неделю пять лет подряд.

Это установило следствие ОБХСС после того как на неё настучала завистница, бездарная поэтесса с пивзавода, изготовитель сусла Дёмина Ирка.

Милиция опросила всех самодеятельных литераторов, председателя объединения, редактора газеты и долго не могла предъявить Рите путёвое обвинение. Обычно воруют, чтобы продать и стать богаче. Но Марьянова не взяла ни копейки вообще ни с кого. Говоря простым языком, она своих друзей по творчеству просто угощала. И никуда больше пиво не возила.

Лучшие умы ОБХСС месяц искали подходящую статью под преступление, но не нашли. Получалась, что воровать-то она воровала, но бескорыстно. То есть выручки от расхищения не имела и отобрать у неё прибыль с крупно награбленного, чтобы вернуть в казну, не представлялось возможным. Поэтому дали ей срок, как мудро посоветовал прокурору начальник УВД, чисто символический. Десять каких-то лет строгого режима.

На заседании суда после объявления приговора плакали все в зале кроме ничего не понявшей Марьяновой. Когда все посильно излили скопившуюся за время следствия влагу в глазах, к Маргарите подошла Закревская, судья, и сказала ей на ухо: