Чудодеи Лук-у-Морья

— Папа, прости, я не хотела…

— Я знаю. Я не сержусь. Всегда трудно принимать неприятные вещи, особенно в твоем возрасте. Надеюсь, твое отношение ко мне так же неизменно, как и мое к тебе, — увидев, что Василиса сквозь слезы утвердительно машет головой, Вечник Карлович продолжил, — в воскресение ночью, когда память вдруг неожиданно вернулась ко мне, Шама Хан призвал меня к себе в ордынское ханство и приказал доставить ему сначала меч истины, а затем преподавателей школы. Остальное ты уже всё знаешь. Я не мог сопротивляться его приказам, пока мое сердце было у него в руках. Колдовство не бывает бесплатным. И у любого, даже самого великого могущества есть обратная, слабая сторона. Я был почти богом, но потерял своё сердце и стал бесправным рабом, выполняющим любые, даже самые безумные приказы своего хозяина. Спасибо, что спасла меня. Я рад, что обязан тебе жизнью. Пока ты спала, я вернул своё сердце на положенное место — оно опять бьется у меня в груди. Я не буду жить вечно, отныне я обычный смертный, хотя пока ещё и очень всесильный, но меня можно убить. Полагаю, что желающих будет пруд пруди. Но я ни о чём не жалею, и с радостью проведу остаток своей жизни с тобой и твоей мамой. Кстати, Василиса, нам нужно вернуть всё на место: меч истины в школу, а также преподавателей и твоих друзей, маму и бабушку домой. Подождешь меня, пока я не улажу это дело с нашим ордынским другом?

— Отец, возьми меня с собой!

— Василиса, хотя Шама Хан невесть какой колдун, но все же это маленькое путешествие в ханский дворец может быть опасным, а ты только-только пришла в себя.

— Отец, во-первых, я уже не маленькая, и как ты уже видел, смогу за себя постоять. А во-вторых, там, как ты правильно сказал, мои друзья и родные. Я должна их спасти.

— Хорошо, Лиса, уговорила. Только подожди немного, вначале нужно вернуть меч истины с камнем на место. Отдохни еще несколько минут, я скоро вернусь, — с этими словами Вечник Кощеев хлопнул в ладоши и исчез. Со стола также пропала хрустальная банка с миниатюрным мечом внутри.

Василиса откинулась на подушки. Чтобы она не говорила, а события прошедших дней давали о себе знать — голова немного кружилась, а по телу разлилась легкая слабость, немного подташнивало. Василиса посмотрела на правую руку, недавно пронзенную золотой стрелой. В самой середине ладони красовался едва заметный, красноватый шрам, как если бы удар случился полгода-год назад. «Драконий яд убивает человека и надолго парализует колдуна…» — вспомнила Василиса слова отца. Значит, яда на стреле не было, раз она не умерла. Поддавшись желанию немного отдохнуть перед дорогой, девушка закрыла глаза. Уставшие мышцы постепенно расслаблялись, погружая сознание в спасительную дремоту. Василисе приснился сон.

****

Она парила над городом, сбросившим с себя морок колдовского лета. Повсюду — на улицах, крышах, подворотнях — разноцветным ковром лежали опавшие за ночь листья, уже подернутые серебристым инеем. Ордынцы, ещё вчера изнывавшие от жары и втихаря проклинавшие Шама Хана за страсть к магическим причудам, сегодня усиленно кутались в меховые одежды, ожидая скорого наступления холодов. Бездомные собаки, не понимая столь странных и резких погодных перемен, жалобно скулили, поджимая подмерзшие лапы, и старались забиться куда-нибудь подальше от студёного воздуха пустеющих улиц.

Удивившись тому факту, что видит город с высоты птичьего полета, Василиса попыталась взглянуть на себя, но не увидела своего тела, — лишь легкую, полупрозрачную дымку вместо рук и ног. Девушке показалось это весьма забавным. Она хлопнула в ладоши. Хлопка не последовало, хотя ощущение удара всё же возникло. Решив испробовать новые ощущения, она перекувыркнулась в воздухе. Поразившись той легкости, с которой ей это удалось, Василиса, смеясь, выполнила пирует и тройное сальто-мортале. Вдоволь навеселившись, Лиса подумала, что неплохо бы посетить дворец и выяснить судьбу своих друзей, а заодно узнать, что задумал Шама Хан. Но стоило ей лишь подумать о правителе Ордынского ханства, как к горлу подкатила тошнота, а на глаза упала черная пелена. На мгновение Василиса испугалась, но пелена тут же стала постепенно светлеть, в нос ударил соленный и влажный запах океана, а в ушах зазвучал размеренный гул набегающих волн. Послышались голоса, но слов было не разобрать. Когда к Василисе вернулось зрение, она увидела, что стоит у самой кромки воды. Сквозь её ноги спокойно пролетали подброшенные ветром морские брызги. Своего тела Василиса всё также не видела. Зато она узнала это место: и океан вокруг, и этот песок, и одинокую, расщепленную сосну, с болтающимися на её обгорелых ветвях останками золотых цепей, и разбитый дубовый, окованный серебром сундук, и двух людей, склонившихся над ним. Одним был Шама Хан, собственной персоной, второй — его сын, Тар Тарым.

— Отец, я не понимаю, почему мы так поспешно покинули дворец и притащились в эту «Тмутаракань», да ещё и без слуг, — в голосе Тар Тарыма звучало явное раздражение.