Чудодей

Станислаус содрогнулся. Примкнуть! Что за насмешка! Одно орудие убийства примыкают к другому. Он изо всех сил тянул заржавленный тесак, морской песок хрустел между ножнами и клинком. В одного из связных попала пуля. Он беззвучно исчез в розово-красном отблеске моря. Второй связной доплыл до канонерской лодки. Треск, сноп огня, осколки камней, удар молота с неба. Утренняя тишина была разорвана, крики приморских ласточек подавлены и предутренняя заря раздроблена на куски. Немецкий удар молота. Стреляла корабельная артиллерия. Из горного гнезда итальянцев сыпался поток щебня, и серые тучи смерти тянулись в море. Два, три, четыре… двадцать таких ударов молота, высоко, низко, снова глубже и на ту сторону, через остров, туда, где должен был находиться город… Затем тишина. Смерть перевела дыхание.

Уши Станислауса оглохли от пушечного грохота. Казалось, что ласточки беззвучно реют в воздухе. В горном гнезде подняли белый флаг. Солдаты роты Бетца кричали ура, ура и еще раз ура! Мощь их пушек победила.

Они заняли остров. Итальянцев взяли в плен. Их было немного. Их привели на корабли и спросили, что они предпочитают: «Дальнейшую службу в немецкой армии или плен?»

Большинство предпочло плен. Capitano, руководившего безнадежным сопротивлением итальянских солдат, не нашли, хотя остров был невелик. Прусским походным шагом можно было пересечь его в два-три дня.

Маленький город, белый, светящийся издали, построенный как гнездо ласточки на скалах, несколько деревень, несколько разбросанных хижин в фруктовых садах и на склонах гор, хижины пастухов с хлевами для скота, сложенными из скалистого бута, как и тысячу лет назад. В скалах острова имелись, однако, ущелья, тайники. Вход в них был не шире, чем лаз в лисью нору.

Корабли ушли. Эскадрон Бетца остался на острове. Командир дивизиона охотно оставил здесь этого ощетинившегося ротмистра, капитана и всезнайку. Пусть баварский пивовар использует свой опыт четырнадцатого — восемнадцатого годов здесь, на этом острове, и защищает его, как умеет, от выжидающих англичан. Сердце командира обратилось к острову, который носил звучное имя Санторин.

Эскадрон Бетца разместился. Пивовар — комендант острова вселился в белое здание магистрата маленького города.

Уже в первый день Бетц приказал стянуть все рыбачьи лодки острова и поставить их на прикол в гавани, почти что у своих ног.

Теперь не стало даже тощих маленьких рыбешек, и обитателя острова поняли, что пришли немцы.

28 Станислаус считает себя трупом, который несут окольными путями к могиле. Дух поэзии неожиданно овладел им, и его жизнь озарилась.

Время шло. В синем море белел остров. Небо было высокое. Солнце вставало утром из воды, объезжало лазурь небесного поля и вечером снова погружалось в воду. Война осталась где-то далеко. Станислаус и его товарищи не знали бы, что она еще существует, не будь капитана Бетца из Бамберга, лейтенанта Креля из Халле и серого ящика радистов. Они вновь и вновь напоминали людям о войне и о том, что стоят здесь на страже Германии.

Когда Станислаус был свободен от караульной службы в гавани, он брал рыбачью лодку и уходил на веслах в море. Он ловил рыбу, грелся на солнце или задумывался и размышлял о своей жизни. Времени у него хватало с избытком. Когда-то его жизнь переполняли желания. Нередко и любовь, эта таинственная сила, овладевала им, будоражила его и трепала нить его жизни. Все это отошло в прошлое. Теперь он всего-навсего пустой ящик, который посылают то туда, то сюда, труп, который окольными путями несут к могиле.

Из Пирея пришло судно. Оно привезло провиант и почту. Писем для Станислауса не было. Ни с кем в Германии он больше не связан. Кого ради стоял он здесь на карауле? Пожалуй, ради великого германского рейха. Судно снова ушло.

Вайсблат получил большую коробку «Амариллы». Мать Вайсблата «левым путем» добыла эту коробку. «Амарилла», шоколад и все хорошие вещи в Германии имелись еще только для летчиков. Летчики — это герои! Они сражались и сражались, и все же вражеские бомбы сыпались на Германию, как из мешка. С каждым днем некий господин генерал-фельдмаршал Геринг все больше превращался в Майера.

Мать Вайсблата была весьма озабочена тем, чтобы Иоганнис вернулся домой и написал книгу о переживаниях во Франции, которые сделали его больным. Он не приехал. Он проехал мимо родины. Плохие времена для поэта!